Врата тайны - Ахмет Умит

– Иззет? А-а-а, ага, ювелир Иззет, да, я помню его тоже. Лучший друг твоего отца. Изящный мужчина, у него были очень красивые карие глаза, которые смотрели прямо в душу. – Она ненадолго замолчала. – Он что-то говорил про отца? Когда они в последний раз виделись?

В ее голосе звучала неясная надежда.

– Да, он рассказывал про него, но последний раз они виделись в твой второй приезд сюда.

– Странно, они вроде бы были хорошими друзьями…

Надежда в ее голосе пропала так же быстро, как появилась.

– Я думала, твой отец к нему заезжал. Иззет был хорошим человеком… Но, честно сказать, совершенно не хотел, чтобы твой отец уезжал со мной.

– Да, я это почувствовала.

Она усмехнулась:

– Все еще так считает?

– Думаю, да, до сих пор не может понять, как человек мог предпочесть божественной любви любовь земную.

– Предпочесть божественной любви любовь земную… – задумчиво повторила мама. – Но это неправда. Твой отец никогда не предпочитал божественную любовь чему-то другому. Любовь, которую он чувствовал ко мне, всегда была только частью его любви к Аллаху.

У меня в голове зазвучали слова Иззета-эфенди: «Чтобы достичь любви божественной, тебе нужно познать любовь мирскую», но вместо того чтобы повторить их маме, я возразила:

– Но ты же не можешь быть в этом уверена.

– Могу, – ответила она, – потому что твой отец сам мне об этом говорил.

– Он так и говорил, дескать, наша любовь неважна, она просто готовит меня к восхищению Аллахом?

Мама рассмеялась:

– Не так, конечно, но вообще довольно похоже. У твоего отца, кроме Мевляны, был еще один любимый поэт. Тоже из Турции, Юнус Эмре. В одном из его стихотворений есть такая строчка: «Ради любви к Создателю мы любим его создания». Твой отец прочел ее мне и сказал: «Я тоже люблю тебя, чтобы проникнуться бесконечной любовью Аллаха». Теперь ты понимаешь, что ради любви ко мне он никогда не отказывался от своей веры.

– Но все же отказался от шейха и обители…

– Да, потому что тогда он не был достаточно силен, чтобы бороться со своей греховной сутью. Это, конечно, он сам все так описывал. А на самом деле он влюбился в меня, а я в него. Но потом ему стало недостаточно нашей любви. Или же он просто утратил прежний пыл. Его уже не интересовала ни любовь, ни семья, ни жизнь в Лондоне. Он начал искать и, к счастью, нашел себе подходящего товарища – Шаха Несима. Ты это сама видела, почти все время они проводили вместе. Но теперь уже меня не устраивала такая жизнь, и твоему отцу пришлось снова сделать выбор. И выбор его был уже другим, не таким, как в Конье. Он оставил маленькую любовь и вернулся к большой.

– Ушел с Шахом Несимом, – оставалось добавить мне, – то есть снова вернулся к своей прежней конийской жизни.

– Потому что для него Шах Несим был той дверью, что ведет к Господу. Но потом твой отец продвинулся на своем мистическом пути еще дальше и перестал чувствовать необходимость и в Шахе Несиме.

Я запуталась, но откуда у мамы такие глубокие познания по теме?

– Мама, откуда ты все это знаешь?

– Что значит, откуда я все это знаю? Дочка, я целых тринадцать лет жила бок о бок с суфием. Странно, что ты ничего не помнишь, потому что мы с ним постоянно разговаривали и спорили на духовные темы.

– Кто его знает, наверное, позабыла. Но здесь что-то вспоминается, а что-то вижу в снах.

– В снах? – она встревожилась. – Что это за сны?

Мне захотелось рассказать ей про все, что происходило со мной с тех пор, как я приехала в Конью. О кольце, кошмарах, Шамсе, Мевляне, Кимье, Алаэддине. Возможно, это бы меня успокоило. Но расскажи я, мама бы примчалась сюда завтра первым же самолетом. Потому что в детстве я постоянно видела страшные сны и, не просыпаясь, разгуливала по квартире. Если бы я ей сказала, что мне вновь снится всякая чертовщина, матушка бы умерла от волнения. Нет, стоит держать язык за зубами и до самого окончания моего расследования не рассказывать ничего ни маме, ни Найджелу.

– Ничего особенного. Дервиши, сема, обители… Всякое такое.

– Это, скорее всего, просто культурный шок, – подуспокоилась она, – не беспокойся об этом. И держись подальше от Иззетаэфенди. Он хороший человек, но может голову тебе порядком запудрить. Итак, через три дня ты уже будешь дома, да?

– Тебе Найджел сказал?

– Ну да. Когда родная дочь молчит как рыба, приходится все узнавать у ее молодых людей. Шучу-шучу. Я очень рада, что ты возвращаешься. Очень по тебе соскучилась. Так, как приедешь, сразу давай ко мне. Без всяких там «заеду к Найджелу». Пусть сам к нам приезжает, вместе пообедаем. Я вам приготовлю твою любимую японскую еду.

– Мисо-суп?

– А какой же японский стол без мисо-супа? А еще онигири и домбури…

– А домбури – это что? То, что у меня тогда не получилось? С говядиной, яйцами и курой?

– Именно оно, ласточка моя. А запьем мы все саке.

– Замечательно! Но пообещай, что ты не будешь при Найджеле говорить о ребенке. Я сама с ним все улажу.

Ей мои слова не понравились, но, зная мое упрямство, она не стала возражать:

– Как хочешь, дочка. Но ты знаешь, если что, я всегда рядом.

35

Смерть не означает исчезновение

Я повесила трубку и, упав в кресло, стала всматриваться в свое отражение в зеркале. «Жизнь слишком жестока к женщинам, Карен», – в ушах по-прежнему звучали слова матери. Она была совершенно права. Как ни странно, но почти все, что она говорила, я прежде уже продумывала сама. Будущее рисовалось мне почти таким же ясным, как небо в погожий солнечный день, вот только Найджел… Я испытывала к нему особую слабость, причины которой были непонятны мне самой. Мне нравилось даже просто быть рядом с ним, обнимать его, вместе медленно гулять по парку, лениво слушать музыку, развалившись в кровати, ходить в кафешки, вместе готовить, заниматься сексом… Мне было хорошо даже думать о нем.

Иногда я пересекалась с его женщинами-коллегами… Кто-то из них был красивее меня, или моложе, или умнее… Но я не чувствовала к ним ревности. Они проводили рядом с Найджелом весь день. Уверена, что кому-то из них он нравился. Но казалось невозможным, чтобы Найджел захотел от меня уйти с кем-то из них. Но однажды я могла бы его покинуть. Почему нет? Природа людей