Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

В этом был их секрет. Пышка уже пробовала этот приём, дышала на него парами жира и дурным запахом изо рта, а он не отвечал, потому что не хотел её подбодрить. К тому же, это давало ему ощущение, что он, по крайней мере, может контролировать, с кем общается. Это была одна из немногих вещей, которые ему оставались, и хотя иногда он страдал, когда не отвечал, он лелеял эту крошечную прослойку независимости.

Доктор снова вернулся, а Пельменька сновала вокруг, пытаясь произвести на него впечатление своей эффективностью, издавая тошнотворное мурлыканье и воркуя на ходу.

«Привет, Томаш», – сказал он. «Как они с тобой обращаются? Хорошо. У меня тут кое-кто хочет тебя видеть». Он остановился и сказал Пышке, что ей пора идти на перерыв. Когда она ушла, он сказал: «Её зовут Харриет, и она сестра твоего отца. Я уже упоминал, что твой отец посвятил меня в свои тайны, но не был уверен, понял ли ты меня. Однако сестра Робертс сказала, что ты прекрасно понимаешь всё, что тебе говорят, и понимаешь английский». Какой-то секрет, подумал Томаш. «Это очень хорошие новости. В любом случае, я думаю, твой отец сейчас в Праге, связывается с твоей матерью. Его сестра решила заглянуть к тебе, пока его нет. Думаю, её общество будет тебе очень приятно».

Томас был совсем не рад встрече с незнакомцем. Глупо было чувствовать себя так неловко, но видеть человека из внешнего мира было совсем другое дело. Он молился, чтобы его тело вело себя послушно в ближайшие несколько минут, и предостерегал себя от того, чтобы ничего тревожного не всплыло в его голове, потому что именно эти мысли, казалось, и вызывали у него спазмы.

Женщина вошла и показалась у изножья кровати. Лицо было приятным и оживлённым.

«Привет», — сказала она. «Я сестра Бобби. Меня зовут Харриет. Я видела тебя мельком около недели назад, но уверена, ты меня не помнишь».

Он помнил её, но не мог вспомнить, где видел. Первой его мыслью было, что она совсем не похожа на брата.

Он ждал. Теперь он был жертвой разговоров. Люди приходили и говорили с ним, а ему приходилось слушать. Иногда он жалел, что не понимает. Но его английский вернулся, и, по сути, большую часть времени он думал по-английски. Хотя ему казалось, что сны его всё ещё на чешском.

Она заговорила тихо, не торопясь, как большинство людей, чтобы заполнить тишину и скрыть смущение. Она также посмотрела ему прямо в глаза, что было хорошим знаком. Только медсестра Робертс делала это правильно.

«Я знаю, Бобби ничего не рассказывал тебе о себе, поэтому я подумала, что тебе будет интересно немного о нём услышать». Она помолчала. «Он всегда был таким…

Он не так много о себе говорит, но в среднем возрасте ему стало гораздо хуже. Он слишком много времени проводит в одиночестве. Он ужасно много путешествует и, похоже, отвык нормально разговаривать с людьми. Он мастер своего дела, очень убедителен и обаятелен, когда ему что-то нужно. Но очень жаль, что он не позволяет людям увидеть себя с другой стороны. Знаете, он может быть очень забавным. Эту его сторону мало кто замечает.

Это именно то, чего он хотел — историю, историю жизни его отца.

Гарриет подошла к стулу, с которого только что вышел Пельмень, и села.

Она наклонилась, чтобы коснуться его руки, а затем решила присесть на край кровати.

«Надеюсь, ты не против», — сказала она со смехом. «Просто теперь гораздо легче тебя видеть». Харриет была бесстрашной, но не слишком навязчивой. Она продолжала говорить, останавливаясь, чтобы дать собеседнику высказаться, что естественно происходит во время разговора. Это было проявлением чуткости, потому что его мозг работал не так быстро, как раньше, и иногда ему требовалось мгновение-другое, чтобы наверстать упущенное. Она также проявила смекалку: предугадала, о чём он хотел её спросить. Как только он подумал, что ему было бы интересно узнать что-нибудь о прошлом Харланда, она начала ему рассказывать.

«Между нами восемь лет разницы, поэтому большую часть моего детства Бобби был вдали от нас. Видите ли, наша мама умерла довольно рано, так что его присутствие дома было просто идеальным. Мой отец, которого звали Дуглас, был учёным – он читал лекции и писал о теологии. Он часто уезжал в Кембриджский университет читать лекции и брал Бобби с собой на выходные или, ещё лучше, на долгие каникулы. Потом всё прояснилось. Мой отец снова начал улыбаться, и мы стали семьей. Видите ли, мы все ужасно скучали по моей матери». Она сделала паузу. «Она погибла в автокатастрофе в нескольких милях от нашего дома. Я мало что помню, кроме ужасно мрачной атмосферы, окутавшей нашу жизнь. И не было никакого спасения, потому что мы жили в пустынной и плоской части Англии, называемой Фенс. В Фенсах всё остаётся на месте. Ничто не движется и не движется само по себе, то же самое было и с нашим горем. Оно осталось». Мой отец так и не оправился от смерти матери и сам умер довольно рано. Мне тогда было двадцать, а Бобби — двадцать восемь. Полагаю, это нас и сблизило. С тех пор мы почти всё время были очень близки».

Она отвернулась. Томас чувствовал, что это из-за её собственной печали и сожалений, и что это не имеет к нему никакого отношения. Она вела себя естественно, и он был польщён.

Она продолжала в том же духе, рассказывая ему, как её брат отказался от физики и перешёл на инженерное дело, что было признаком его практичности и присущей ему скромности. Он был гораздо умнее, чем когда-либо думал, сказала она. Возможно, именно поэтому он пошёл в разведку. Отцу это казалось пустой тратой его таланта и порядочности.

Харриет рассказала ему о встрече с Евой.

«Её звали Ева? Он думает, у неё есть другое имя». Она посмотрела ему в глаза. «Мне бы хотелось, чтобы ты мог со мной поговорить, Томас. Очень хочется. Нам нужно придумать, как ты будешь со мной общаться. Медсестра говорит, что ты иногда пользуешься веком. Так?»

Томас моргнул один раз.

«Это значит да?»

Томас снова моргнул.

«И дважды — если нет?»

Еще одно моргновение.

«Теперь, когда я знаю, обещаю, что не буду донимать вас вопросами — не на всё можно ответить «да» или «нет». Но могу я спросить, зовут ли её Ева?»

Томас моргнул один раз, а затем моргнул еще два раза быстрее.

«И да,