Клан - Кармен Мола

обрек на опалу, страдания и невзгоды. С трудом верилось, что этот высохший, полумертвый старик, развалина на каталке, загубил столько жизней. Но впредь уже не загубит ни одной. Сарате заставит его расплатиться. Жаль только, что старикашка не будет страдать, и одного выстрела хватит, чтобы оборвать этот кошмар. Больной улыбнулся, и у Сарате что-то дрогнуло внутри.

– Привет, Строптивец.

Это было невероятно! Сарате не понимал, что происходит. Какая-то высшая сила отбросила его назад, в дни детства, и в тех картинах, которые проносились теперь перед его мысленным взором, появились улыбка и лукавый взгляд, предвосхищавший любую шутку или хитрую проделку отца. Но не только ласковое прозвище, произнесенное этим человеком, не только калейдоскоп далеких воспоминаний открыли ему чудовищную правду. Он ощутил ее всей душой. Несмотря на старость и водянистость, глаза старика сохранили безмятежную голубизну неба.

Сарате сканировал его лицо с таким отчаянием, словно искал в нем спасительное противоядие. Ему необходимо было найти доказательство своей ошибки, но по мере того, как он вглядывался в старика, стирая мысленно морщины и пигментные пятна, он все отчетливее видел знакомые черты, которые в детстве казались ему прекраснее солнца. Это его улыбка, его глаза, прямая, твердая линия носа, не раз целованные щеки. Лицо когда-то обожаемого человека.

Потому что Сипеени и Эухенио Сарате были одним и тем же человеком.

Его отцом.

Глава 67

– Путь оказался долгим… Я горжусь тобой, сын, ты унаследовал мое упорство, – прошептал старик. Воздух с трудом вырывался из его легких.

Сарате закрутил вихрь эмоций. Каким образом отец оказался жив? Все эти годы Анхель носил в себе липкую жажду мести за вымышленную смерть? Годы траурной скорби, взлелеянных воспоминаний детства, сентиментальных чувств, болезненного сиротства, разрушившей отношения с матерью озлобленности – все было построено на чудовищной лжи! Его бросило в жар, мысли путались, руки дрожали, и он с ужасом ощутил порыв обнять отца, как будто все еще был ребенком. Омерзение, ненависть, злоба, скопившиеся в нем с тех пор, как судья Бельтран произнес слово «Клан», помогли ему сдержаться.

Как можно любить чудовище?

Его отец оказался палачом, а не жертвой. Принять такую новость было очень трудно. Можно ли за доли секунды уничтожить любовь? Как возненавидеть того, кого всегда боготворил?

Этот человек руководил Кланом.

Этого человека он обнимал в детстве.

Дрожащей рукой Сарате навел на него пистолет.

Способен ли он убить отца?

Рядом хлопнула дверь, и звук шагов на секунду вырвал его из водоворота эмоций. Детина с уголовной рожей и булавочными глазками втолкнул в комнату женщину, держа у ее виска пистолет. Он дернул ее за волосы, заставив поднять голову, и Анхель увидел почерневшее от побоев лицо Элены: рот разбит, один глаз заплыл от кровоподтека. Ее мутный взгляд говорил о том, что она не сознает происходящее. В результате жестоких побоев кошмар и реальность слились для нее воедино.

– Отпусти ее! Или я немедленно его пристрелю!

Теперь он целился твердой рукой. Панический страх потерять Элену придал ему решимости нажать на спусковой крючок.

– Не расклеивайся, сынок!

Анхеля затошнило от шепота старика на каталке. Шепота Сипеени, потому что этот тип не мог быть его отцом. Эухенио Сарате умер. Между ним и этим стариком не было ничего общего.

– Кем ты себя вообразил? Господом богом?

– Бог в данном случае – ты, Анхель. – Каждое слово давалось старику с трудом, воздуха не хватало. Шумный свист вырывался из его горла, как из засорившейся трубы. – Мы оба, Элена и я, можем умереть. А можем остаться в живых. Все в твоих руках.

Старик предлагал сделку в своей обычной манере: стремясь причинить как можно больше боли. Ему было мало загубленных судеб жены и сына, которого он превратил в слепого зверя, снедаемого жаждой мести. Теперь он взял на себя роль дьявола-искусителя, предлагая Анхелю променять душу на жизнь Элены.

– Тебе не жить на этом свете. Ты не имеешь на это права.

– А как же она?

Сарате снова посмотрел на Элену. Она казалась тряпичной куклой в руках громилы с булавочными глазками. Если она и стояла на ногах, то только потому, что он ее держал. Видя ее обмякшее тело, он вспомнил множество ночей, проведенных в ее объятиях, и подумал о том, каким идиотом он был, отказавшись от счастья ради гонки за ложью. Он втянул в эту гонку Рентеро, Мануэлу, Марьяхо, а теперь еще и Элену. Не много ли жертв за жизнь одного убийцы?

– Дело не только во мне. – Лишь произнеся эти слова, Анхель в полной мере осознал их значение. – Слишком много мертвых требуют, чтобы я с тобой покончил.

– Понимаю. Ненависть сильнее любви.

Элена всхлипнула, и он снова на нее посмотрел. Она постепенно приходила в себя, с ее губ на пол сорвалась струйка крови. Мысль о возможной смерти Элены ослепила его, как удар молнии, прожгла каждую клетку тела, пронзила и парализовала мозг. Нет, только не это.

Но другого выхода не было: он должен убить Сипеени, даже зная, что обречет Элену на смерть.

Сарате на секунду закрыл глаза, чтобы подавить слезы. Старику нельзя было верить, он все равно не сдержит слова. Как только Анхель опустит пистолет, Элена тут же умрет, а вслед за ней – и он сам. Смешно полагаться на слова человека, который сплел из своей жизни чудовищный фарс, а заодно превратил в гротескную комедию и жизнь собственного сына.

– Почему я выбрал сердце твоего брата, а не твое?

Анхель почувствовал себя голым, словно этот тип сумел заглянуть ему в душу, как бывало в детстве, когда отец легко догадывался о любых его проказах. Едва просканировав лицо сына взглядом, он уже знал его мысли.

– Я тебя любил, Анхель. Всегда. Ты мой сын.

– Врешь, ты подослал ко мне убийцу. Ты хотел меня прикончить, ублюдок.

Он перевел взгляд на капсулу, в которой билось сердце мулата. Циничное доказательство любви. «Это сердце Марвина, моего кровного брата», – подумал он, и ко всей гамме переполнявших его чувств добавилась еще и нестерпимая печаль. Сердце, которое подарит жизнь чудовищу.

Вдруг раздался крик, глухой удар о стену, и Сарате увидел, что Элена, непостижимым образом собрав последние силы, отшвырнула громилу, державшего у ее виска пистолет.

– Убей его, Анхель! Стреляй!!!

Он посмотрел на Сипеени, прицелился ему в голову, в лоб, в глаза.

Но не его выстрел раздался в операционной. Головорез успел схватить упавший пистолет и прострелил Элене бедро. Кровь мгновенно пропитала ее брюки, придав им пластиковую текстуру.

Сарате сплоховал. У него была возможность убить Сипеени, но он этого