Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Александр Исидорович молчал, а Харитон, поняв, что чуть было не проговорился, буркнул:

— Да никаких секретов. Клавдия Макаровна велела сразу тебе преподнести, а я уже в машине…

— Кавалер! — пошутила над ним Ляна, но тут же забыла о цветах. Ее уже интересовало другое: — Как же это ты, Харик, надумал к нам пожаловать? Да еще в такое время? Там, наверное, все в Десне по шейку сидят, а ты в наш благодатный край на солнышко? Что в Боровом нового? Как там Соловьятко, не скучает по мне?

Вопрос за вопросом. Ляну интересовало все, кроме одного: ответов на все эти вопросы или хотя бы на один из них. Но наконец спросила о таком, на что требовалось отвечать, тем более что Харитон и сам все ловил момент, чтобы сообщить об этом.

— Как там моя Земфира взбрыкивает? Наверно, соскучилась, лентяйка, по зефиру?

— Не соскучилась, — хмуро проговорил Харитон и вздохнул.

Ему до сих пор было жаль лосенка — слова о трагической гибели уже были на языке, но Ляна не давала ему рта раскрыть.

— Это почему же? — Девочка снова резко повернулась на сиденье и уставилась на Харитона.

Он посмотрел ей в глаза. И не сразу ответил, как бы удивлялся, будто только сейчас рассмотрел Ляну.

В Боровом девочка была совсем другой — бледнолицей, истощенной, как и всякая школьница в конце учебного года. Теперь Ляна загорела, разрумянилась, пополнела… И такой сделалась нетерпеливой, просто ужас.

— Ну не тяни, говори — почему не соскучилась?

— Потому что нет…

— Я так и знала, что без Ляны никто бедному животному не раздобудет даже зефиринки…

— Да не зефира, а Земфиры нет, — разозлившись, сказал Харитон, ожидая, как это подействует на девочку.

— Как то есть… нет? — У Ляны округлились глаза. — Как нет? А где же она?!

— Убили! — жестко бросил Харитон.

Ляна мгновенно побледнела, глубоко вздохнула. Она не могла понять до конца то, что сказал Харитон.

— Кто убил? За что?

— На мясо… Проклятые браконьеры…

Ляна закусила губку. На глазах у нее заблестели слезы. Она представила Земфиру мертвой, и ей стало невыносимо жаль лосичку. Едва не разрыдалась вслух. И разрыдалась бы, если б гнев не сжал сердце.

— И вы их впустили в зоопарк? Тоже мне юннаты!

Харитон обстоятельно рассказал историю гибели Земфиры. Ляна выслушала молча. Решила, что иначе и не могло быть, потому что эти самые браконьеры, которые только и смотрят, как бы поживиться, не могли упустить подобный случай.

— Эх вы! Надо было не выпускать ее со двора, — сказала с укором, когда Харитон кончил рассказ.

— Но ведь ты же приучила Земфиру убегать со двора, носиться по пастбищу и бродить где-то ночами. Она же дикая…

На сей раз Ляна не нашла весомого аргумента в свое оправдание. Сама чувствовала — в какой-то мере ее действия способствовали гибели Земфиры. Грустно произнесла:

— Бедненькая Земфира! Она, наверное, очень мучилась…

Харитон не был таким сентиментальным, не стал вдаваться в размышления:

— Как бы там ни было, а лосенка нет…

Почти до Новотуржанска в машине царило угнетающее молчание. Ляна переживала, думала. Харитон смотрел на бескрайние донецкие просторы, сравнивая их с придеснянскими далями, скучал по родным лугам и озерам, по зверям, что жили в школьном зоопарке, по яблокам и грушам, уже, пожалуй, созревшим в саду, даже по дедушкиным пчелам, которые теперь, наверно, на колхозной пасеке, потому что дядя Вадим велел передать их туда.

Дома Ляна оживилась, завертелась белкой, оглядела все. Показала Харитону вяз и колесо на нем, рассказала об аистах, высказала надежду, что будущей весной они непременно здесь поселятся — ведь она, Ляна, просто представить себе не может этого колеса без аистов. Потом сварила кофе. Вопреки скептическому предположению Харитона кофе у нее получился прекрасный: черный, ароматный, сладкий и такой вкусный, что Харитон тут же решил — если его каждый день станут угощать таким, он никак возражать не станет. Познакомила Ляна со своим ученическим хозяйством, пообещала, что, когда он будет возвращаться домой, нагрузит его и книгами и журналами с красивыми картинками, а общих тетрадей накупит столько, что всех Соловьяток и юннатов одарить сможет.

— А я в Боровое не поеду, — сказал Харитон только потому, что хотел видеть, как это воспримет Ляна.

— Ну, так живи у нас! — сразу же согласилась девочка. — Места хватит. Ты, верно, шутишь, Харитон?

Напрасно тревожились домашние, напрасно раздумывали отец с матерью, как лучше подойти к впечатлительной дочери, как подготовить ее и сообщить о дедушкиной смерти. Еще до того, как они возвратились домой, Ляна взялась перебирать кучу газет и журналов на отцовском столе, о которых родители в эти дни позабыли, и наткнулась на заводскую ежедневку — ее она почитала больше всех прочих изданий, так как встречала здесь имена и события, которые зачастую ей бывали известны раньше, нежели появлялись на страницах прессы.

Небрежно перебирая страницы «Новотуржанского рабочего», она вдруг увидела черную рамку. Сердце ее тревожно дрогнуло — умер кто-то из тружеников завода. И совсем оборвалось, когда увидела имя папы. А дальше было написано, что ему выражают сочувствие в тяжелом горе — смерти Андрея Ивановича…

Ляна вчитывалась в каждое слово, понимала, о чем идет речь, и все же никак не могла сообразить: для чего это написано?

Неузнаваемым голосом крикнула:

— Харитон, где мой дедушка?!

Харитон от неожиданности онемел. Виновато, с испугом смотрел он на Ляну. И она поняла страшную правду. Поняла, почему у них в доме очутился Харитон, но еще не могла воспринять эту печальную весть так, как ее воспринимают все люди: она не поверила в написанное.

— Харитон! Скажи правду: дедушка умер?

Харитон склонил голову.

— Харитон, посмотри мне в глаза!

— Умер…

Ляне что-то сдавило горло. Она не могла представить себе дедушку Андрея мертвым. Он как будто смотрел на нее немного ласково, немного печально, как в то утро, когда она видела его в последний раз.

Ляна никого не собиралась упрекать в том, что от нее скрыли смерть дедушки. Все это было мелким в сравнении с происшедшим. Она уткнулась лицом в подушку, плечи ее мелко дрожали.

Харитон, хотя и сам не мог сдержать слезы, понимал, что нужно утешить сестренку, а как это сделать, не знал. Вспомнил, что в таких случаях подают воду. Наполнив стакан, приблизился к Ляне, тронул ее за плечо.

Ляна свернулась клубочком, будто испугалась его прикосновения, затем подняла голову, красными от слез глазами взглянула на Харитона:

— Что тебе?

— На́ вот… выпей.

Немного поколебавшись, дрожащей рукой взяла стакан — зубы стучали