Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Харитон облегченно вздохнул:

«Наконец-то заговорила по-человечески! Ясно, что возможно. Если бы не возможно, то разве стал бы я понапрасну бумагу изводить и письмо писать?»

«А в нашей Бузиновской школе все по-старому. Учеба идет, только директор наш все хворает, в больнице лежал, потом на курорт ездил, а теперь возвратился и на пенсию просится, так что говорят, скоро другой директор будет…»

«А вот это уж мне неинтересно: пусть другого директора назначают, пусть старого оставляют, я в Бузинное возвращаться не собираюсь».

Как раз когда дочитывал письмо, позади послышался стук чьих-то башмаков. Это Ляна наверстывала потерянное время, скакала козочкой, боясь опоздать в школу. А их и впрямь уже звал школьный звонок, еще за углом улицы было слышно.

Они едва успели вбежать в класс перед приходом учителя.

VI

Весна роскошествовала.

Ублаготворенные лежали за городом степи, дыша полною грудью. Над ними стояла полурозовая прозрачная дымка, незаметно сливавшаяся с небом, высоким и таким синим, каким оно может быть в апреле только на юге Украины. Среди этих зелено-каштановых и черно-сизых безбрежных степей затерялся, припав к высокому холму, город Новотуржанск. И если бы не прямые, высокие трубы, похожие на ряд зубьев гребня, то его издали, пожалуй, и разглядеть было бы трудно. Трубы эти лениво дымили, и дым их походил на ту дымку, что лежала над степью. Где-то в стороне, неподалеку за городом, все эти дымовые шлейфы, что извергались из труб, соединялись в одно огромное покрывало, тянувшееся вдаль, сливавшееся там с испарениями нагретой весенним солнцем земли и исчезавшее из поля зрения, будто оно и не было выпущено на волю новотуржанским гигантом.

Новотуржанск праздновал весну. В центре, ближе к Туржанску и в нем самом, гордо белели и розовели многоэтажные здания со сплошными рядами оконных проемов. На балконах домов уже зеленел закрепощенный городскими жителями виноград, в деревянных ящиках появились на белый свет первые цветы. На крышах поднялись деревянные перекладины, сплелись ушками металлических отводов — новотуржанцы уже не могли жить без телевизоров, ловили интересные и неинтересные передачи.

Новотуржанск, как все молодые да и старые города, застраивался неровно, на первый взгляд без системы и планировки, так как рядом с многоэтажными громадами еще ютились самые обыкновенные одноэтажные, в несколько комнат, а иногда и однокомнатные халупы, слепленные сразу же после того, как отгремели бои. В них поселились солдатские вдовы и те, кто подымал из руин новотуржанский гигант. Но это только казалось, что город застраивался бессистемно. В горисполкоме висел генеральный план Новотуржанска во всю стену, на котором рукой архитекторов были нанесены все будущие здания, все улицы и проспекты, все скверы и садики, все культурные и бытовые сооружения. И выглядело это очень красиво. На месте улицы Журавлевых, окраинной, расположенной вблизи оврагов и воронок, в будущем должен был появиться городской парк с диковинными устройствами для развлечений детей и взрослых.

Деда Макара это ничуть не тревожило:

— Пока дойдет очередь до улицы Журавлевых, старый Макар ничего этого не увидит. Оттуда, куда он отправится, не видно будет, как его старое гнездо экскаваторами сносить станут.

Так бодро, оптимистично предвещал дед Макар конец своему дому, своему саду и халупе в саду. Однако Харитон безошибочно различал в дедовом голосе тоску по прошедшему, минувшему; понимал, что дед с величайшим удовольствием остался бы здесь, на земле; не хотелось ему отправляться ни в какие дали и оттуда смотреть на то, что невозможно увидеть.

Дед Копытко еще оптимистичнее смотрел на будущее своего сада.

— Это хорошо, что тут место для развлечений планируют. Значит, найдется местечко и для моего садика. Ведь жаль с корнями вырывать такие яблони, такие груши, сливы и абрикосы. Сорта у меня особенные, сами знаете. Ни у кого не подымется на них рука. Пусть растут себе в парке! Детки малые будут бегать, плоды собирать — полакомятся яблочком или сливкой, порадуются, расти будут. А как же, оно хоть и хорошо в будущем станет людям житься, а на садик, когда он цветет, всякому полюбоваться захочется, так-то!

— А мою малину выкорчуют, — тоскливо смотрел в землю дед Кузьма. — Ягоды вкусные, а сама колючая, не пожалеют…

Помолчав, деды отгоняли от себя картины будущего, поглядывали в котел, где закипала пшенная каша, возвращались к действительности, снова и снова обсуждали вопрос: получится или не получится?

В тот день должны были разрешиться все сомнения. Встревожены и возбуждены в этот день в Новотуржанске были все: руководители горкома партии и горисполкома, директор завода и его сотрудники, начальник литейного цеха и все мастера огня и литья.

Как раз в то время, когда Ляна и Харитон старательно повторяли в классе формулы и теоремы, так как программа по всем предметам в основном была пройдена и теперь занимались только подготовкой к выпускным экзаменам, в литейном цеху Новотуржанского завода начиналось ответственнейшее и самое важное, ради чего так старались знакомые всем школьникам старики, над чем столько думали секретари горкома и директор завода, чего с таким волнением, верой и неверием ждали новотуржанцы.

Школьники занимались спокойно, ничего не подозревая. Им специально не сказали, что событие совершится сегодня. И правильно сделали, так как, вероятно, ни один ученик, а особенно из тех, кто состоял в кружке юных металлургов, ничего не услышал бы, что́ говорилось в классе.

Отставные металлурги явились в этот день в литейный цех так, будто снова нанялись на работу. Оделись по-прежнему, в униформу людей, стоящих близко к огню. К этому весеннему чудесному дню сталевары пришли не случайно. Ему предшествовала большая и напряженная работа: во-первых, была сделана не одна проба отливки художественных деталей из бронзы, во-вторых, к этому дню были подготовлены и все технические средства, чтобы осуществить процесс: построена специальная печь для плавки нужного количества металла, мастера-формовщики создали сложнейшие формы для отливки деталей будущего памятника.

Школьникам, и то не всем, а лишь юным металлургам, велели остаться после уроков, сказали, что будет внеочередное занятие кружка. Олег Панкратьевич, чем-то взволнованный и какой-то необычный, долго знакомил ребят с новой статьей известного академика-металлурга, расхаживая по классу, и тревожно поглядывал на часы. Кружковцы внимательно слушали, волновались тоже: им передалось беспокойство учителя.

Потом им разрешили пойти домой, подкрепиться, а к вечеру всем собраться у проходной.

— А зачем? — не вытерпев, спросил кто-то.

— Увидите…

Учитель был суров, не сказал больше ни слова, но и говорить ничего не стоило — кружковцы догадались сами: именно сегодня должно произойти то, чего они с таким нетерпением ждали.

У ворот завода