Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

— Мамочка, ты у нас технократ. Где уж тебе понять человека, влюбленного в живую природу…

Такой поворот был для мамы и неожиданным и приятным. В доме, с легкой руки отца, ее, инженера по образованию, прозвали технократом. Это прозвище она воспринимала как должное, охотно на него отзывалась и втайне даже гордилась им.

— Технократ, дочка, не так уж плохо…

— Знаток природы в наше время тоже не последний человек, — в тон ей отвечала Ляна.

Мама, улыбнувшись, прижала к себе дочку.

— Так ты что, решила ночевать здесь, возле этих несчастных аистов?

Самолюбие исследователя, влюбленного в своих подопечных, было больно задето словами матери, в которых прозвучало пренебрежение к птицам, но Ляна решила не обострять конфликта.

— Если бы ты, мама, перелетела море, натрудила крылья и намучилась, как мои аистики, ты бы такого не говорила…

Теперь отступила мать. Она согласилась, что птицам нелегко лететь из теплых стран, однако это не причина, чтобы Ляна сидела возле них, будто медсестра у постели больного, забывая о том, что пора ужинать и заниматься другими делами.

Ляна вспомнила, что и правда не выполнила домашние уроки, репетицию хора во Дворце пионеров пропустила. Потупила глаза. Мать тотчас сообразила, чем смущена дочка, и повела наступление:

— Это совсем на тебя не похоже…

— Что не похоже? — Ляна бросила сердитый взгляд на мать.

— Начинаешь выбиваться из колеи…

— Я должна глубже изучить мир птиц. А уроки — это не проблема.

С домашними заданиями она справилась быстро и, сложив в портфель учебники и тетради, была готова к завтрашнему дню. Перед сном выбежала в огород, приблизилась к вязу, увидела на фоне синего весеннего неба сонных аистов и, сладко зевнув, вернулась в дом. Казалось, ничто не нарушилось в распорядке ее дня, разве только то, что, юркнув под одеяло, она дотянулась рукой до будильника и перевела стрелки на полчаса раньше — научные наблюдения надо проводить не только вечером, но и утром. Иначе — что это будет за наука?

III

Будильник, как всегда, сработал безотказно. В комнате раздался такой трезвон, что Ляна вскочила будто ошпаренная, еще не совсем проснувшись, прикрыла рукой часы, нажала кнопку. Счастливо засмеявшись, положила будильник на стул и порывисто встала с постели.

В окно заглядывало яркое, по-весеннему праздничное солнце, и в комнате все смеялось и радовалось. Совсем иными, новыми показались Ляне и шкаф, из которого она только что достала платье в синий горошек, и стулья, и стол, и даже перепачканные туфли — сегодня все играло и блестело в солнечных лучах.

Ляна спешила: забыла о радио, сегодня не до зарядки, о душе, плеснула в лицо водой, быстро натянула платье, сунула ноги в туфли. Не стала есть приготовленный мамою завтрак. Схватив портфель, Ляна выбежала из дома и счастливо прищурилась: в глаза брызнули такие яркие и ослепляющие лучи, таким по-летнему теплым и приветливым было солнце, что она даже засмеялась. Сразу бросилась в огород, взглянула на вершину вяза. Сердце сперва встрепенулось тревожно, а потом забилось от радости: аистиха сидела на гнезде, будто высиживала аистят, аиста не было. Сначала это напугало девочку, но тут же она обрадовалась: если аист улетел на охоту, то он здесь уже не гость, а хозяин.

Не успела Ляна достать из портфеля записную книжку, одну из тех, что дарил папа после разного рода совещаний и конференций, как из-за соседних зданий выплыл на распростертых крыльях аист. Он легко и грациозно спланировал над вязом, вытянув вперед длинные тонкие ноги, опустился на гнездо и вдруг, к радости Ляны, заклекотал сухо, запел свою дивную аистиную песню. Аистиха весело подняла голову в ответ, вытянула навстречу аисту клюв. Клювы их встретились. И Ляна замерла от неожиданности и счастья — аист кормил из своего клюва аистиху!

Дрожащими руками записывала Ляна то, что видела, а аист неторопливо, с короткими перерывами кормил свою подругу, будто малого ребенка.

Потом он снова заклекотал на всю округу, да так победно, будто оповещал всех о каком-то чрезвычайном событии. Взмахнул крыльями, поднялся в воздух, закружил над городом и полетел в степь, к озеру, туда, где всегда можно найти поживу Аистиха осталась дремать в уютном гнезде.

Ляна забыла о времени — все было до того интересным, что она не могла не записать происходящее со всеми деталями, боясь что-то пропустить.

Через некоторое время аист вернулся в гнездо — принес в клюве сухую хворостину. Ляна сразу занесла этот факт в блокнотик. Она была так увлечена, что не придала особого значения возникшему спору: аистиха даже на ноги встала, заклекотала возмущенно, с укором, а аист в ответ сердито щелкал клювом, голову запрокидывал, выходил из себя в своем птичьем гневе. Будь Ляна опытным орнитологом, она бы знала, что птицы по-настоящему ссорятся, как и люди. Аист, обследовав окрестности, убедился, что можно провести лето здесь, на старом вязе, и, чтобы не рисковать здоровьем супруги, решил достроить гнездо, обосноваться тут прочно. Аистиха же, хоть и больная, возмутилась, рассердилась на аиста. Не понравилось ей, что изменил он любимым деснянским просторам, променял родное гнездо на раскидистом дубе на это жалкое пристанище, забыл озорного Харитошу-почтальона ради незнакомой девчонки.

И аистиха решительно и настойчиво, как и всякая особа женского пола, запротестовала против единоличного решения самоуверенного аиста.

Ляна, не знавшая языка аистов, не могла разобраться в переливах и оттенках их голосов и поняла все по-своему. Она решила, что в гнезде аистов происходит радостная церемония новоселья.

Окончательно поверив, что аисты поселились здесь навсегда, девочка записала это в блокнот, украсив запись несколькими восклицательными знаками. Затем встревожилась: кому первому сообщить столь важную и радостную новость? Решила, что первым должен быть осчастливлен не кто иной, как ее славный дедушка Макар Ерофеевич Журавлев, который по Ляниной просьбе (вернее — требованию) и заложил на старом вязе основание для гнезда.

Макар Ерофеевич, отец матери, персональный пенсионер, жил на другом конце поселка, на улице, называвшейся улицей Журавлевых, и был отнюдь не обычным, а, как и надлежит деду такой особы, как Ляна, знатным дедом.

Ляна вбежала в дом, торопливо набрала номер дедовского телефона и, захлебываясь и сбиваясь, заговорила:

— Это персональный пенсионер товарищ Журавлев?

Уважаемый пенсионер солидно подтвердил, что он самый, и поинтересовался, уж не кандидат ли в двоечники и второгодники «товарищ Ляна» беспокоит представителя его величества рабочего класса.

«Товарищ Ляна» подтвердила, что тревожит его именно она, но не второгодник и не двоечник в перспективе, а будущий выдающийся природовед и