Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Марцин Щигельский

Внимательно рассматриваю заграждения, ищу место, где можно было бы перелезть. Вон! Пригибаясь, выбегаю на улицу. Один виток проволоки отогнут, между ним и мостовой — дыра. Ложусь на спину и отталкиваюсь ногами. Скорей! Придерживаю проволоку, один из шипов царапает мне руку. Я ползу как змейка и быстро перебираюсь на другую сторону. Добегаю до нашей старой арки — и во двор. Все растения засохли. Окна распахнуты, в них печально колышутся старенькие занавески. Дом выглядит как после урагана — повсюду валяются поломанные вещи, порванная одежда, битые тарелки. Двор тоже перегорожен колючей проволокой, но заграждения стоят криво, между ними и стеной осталась щель. В лаборатории химика Духовничего выбиты окна, всюду лежат осколки стекла. Швейная мастерская пуста. Выбегаю на Слискую. Клубы перьев, поломанные тележки и коляски-рикши. Открытые чемоданы. Бегу знакомой дорогой, которую столько раз проходил. Как будто снова спешу в библиотеку. Но хотя дорога и знакомая, кажется, что я в чужом квартале. Я никогда не видел этих улиц пустыми — они никогда и не были пустыми. Даже нет нищих под стенами домов, а ведь нищие были всегда! Словно сон. Все кажется ненастоящим.

Бегом пролетаю Твардую, которая изогнута дугой. По дороге вижу магазин деликатесов — без деликатесов — и обычный продуктовый магазин Шурманов — без витрин и полок. Возле него букинистическая лавка пана Мирского: двери распахнуты настежь, окно выбито. На земле лежат груды потрепанных книг. Ветер гоняет страницы по тротуару. Прачечная заколочена досками. Остатки будки с овощами. Цеплая. На Цеплой нет ничего. Покосившаяся красная вывеска лавки хозяйственных товаров Каминера лежит поломанная на мостовой. Перекресток. Магазин гнутой венской мебели сожгли, остались только нарисованные на стене стулья и обугленная надпись «Касичак». Здесь в тротуаре большая дыра. Бегу. Маленький базар, который теперь выглядит как поле битвы. Лавочки с разбитыми витринами. Там мост. Хлодная. Уже недалеко…

Где-то сбоку раздается мерный топот марширующих морлоков — его легко узнать, у них кованые сапоги. Но я не оглядываюсь, бегу, хотя дыхание на исходе. Наш дом! Влетаю в арку, пробираюсь через завалы поломанной мебели, разодранных матрасов, битой посуды. И чемоданов, всюду лежат разломанные чемоданы. Мое сердце стучит, как молот. Вбегаю в дом, лечу по лестнице, перескакивая через груды одежды, рваные одеяла, шторы. Двери нашей квартире, сорванные с петель, криво висят в проеме. Прихожая…

— Дедушка! — кричу я и съеживаюсь от звука собственного голоса: он кажется таким чужим, таким писклявым.

Комната открыта. Тяжелый письменный стол стоит так же, как и раньше. Кто-то вытащил из него все ящики и бросил на пол, но в них ничего нет. Моя кровать перевернута набок. Дедушкина, с медальоном и пальмами, отодвинута к стене. Широко распахнутый шкаф, пустые полки. Ничего здесь нет, остался только мой старый разбитый глобус — он треснул пополам и теперь выглядит как скорлупки огромного яйца. Яйца динозавра. Ни одной вещи, ни постельного белья. Никаких следов.

Я сажусь на Дедушкину кровать, прячу лицо в ладони и коротко всхлипываю, но вовсе не потому, что мне грустно, — хотя, конечно, грустно. Но прежде всего я чувствую облегчение. Раз нет вещей, нашей одежды и постельного белья… ни Дедушкиных книг с нотами, ни фотографий, ничего, ничего, то… значит, Дедушка сбежал раньше, чем все началось! Что бы тут ни случилось, случилось оно быстро. Люди пытались забрать с собой вещи, но роняли их по дороге. А сколько вещей можно забрать за несколько минут? Немного, большая их часть останется дома. А здесь нет ничего, то есть Дедушка переехал. Или сбежал! Если бы он переехал в какое-то другое место в Квартале, то забрал бы мой глобус. Раз он его оставил, значит, сбежал. Продал все, что мог, — постель, книги, одежду. А глобус никто бы не купил — он треснутый и ни на что не годен. Дедушка его оставил, потому что не мог продать! Все так и было! Наверняка!..

Соломенный матрас на Дедушкиной кровати разрезан. Видно, кто-то проверял, не спрятаны ли в нем деньги или золото. Я вынимаю из-за пазухи хлеб и кладу рядом с собой. Сворачиваюсь клубком посреди кровати, обнимаю подтянутые к подбородку колени. Надо отдохнуть. В этой комнате все еще пахнет моим ТОГДА. Закрываю глаза, чтобы не видеть этого беспорядка, — и я снова дома. Отдохну немножко. А потом надо отсюда выбираться. Меня ждет обратный путь в зоопарк, и я чувствую, что он может оказаться намного труднее, чем путь сюда.

Глава 5

Просыпаюсь резко, в полном сознании. Почему я лежу на Дедушкиной кровати? Почему шторы на окнах не задернуты? Сквозь стекло сочится бледный лунный свет, прямоугольниками ложится на пол. Я дома. Но ведь это уже не мой дом. Я вдруг все вспоминаю.

Слышны приглушенные голоса, неподалеку скрипят колеса телеги. Я тихонько спрыгиваю с кровати и на цыпочках подхожу к окну. У меня в волосах полно соломы из матраса. Двор темный, ничего не видно. Этот шум идет со стороны улицы. Доски паркета немилосердно скрипят, когда я крадусь в соседнюю комнату — ту, где раньше жили Лидка, ее брат, родители и няня, похожая на ворону. Кто-то разрубил двери топором, на петлях остались только обломки. В комнате ужасный беспорядок. Кто здесь жил после них? Я не помню этих людей, хотя они вселились на следующий день после того, как уехала семья Лидки. Одно окно выбито, потрепанная занавеска развевается на ветру. Голоса людей на улице слышны очень ясно — наверно, они где-то недалеко.

Стою у подоконника, отгибаю край занавески. На стенах домов по ту сторону улицы движутся круги света от ручных фонарей. Морлоки? Да, но не только…

— Леон, здесь чисто! — кричит какой-то мужчина. — Проверь подвал.

Они ищут кого-то или что-то! Драгоценности? Беглецов? Может быть, и то и другое.

— Никого нет! — говорит другой мужчина прямо под моим окном.

Я слышу его так ясно, как будто он стоит рядом со мной! Невольно делаю шаг назад, спотыкаюсь о скомканную перину и теряю равновесие. Падаю на пол среди тарелок и книг. На миг замираю, сердце перестает биться.

— Слышал? — спрашивает мужчина под окном.

Встаю. Через мгновение я уже у дверей. Далеко внизу хлопает дверь парадного, кто-то громко ругается. Что делать? Прихожая темная, я почти ничего не вижу. На первый этаж спускаться нельзя… Чердак! Я помню, как пани Ламперт выходила на крышу вместе с мужем —