Мальчик и танк - Иосиф Ионович Дик

— Найн!

— Вот здорово! Ну такая большая курица — понимаешь?

— Да! А почему в суп?

— А куда ж индюка девать? Конечно, в суп! Ну ты мне зубы не заговаривай, ходи конем!

Курт пошел конем.

В центральном посту в переговорной трубе был слышен весь ребячий диалог. Волков добродушно покачал головой.

— Война, а дети всегда остаются детьми!

— Вот кому бы мирный договор подписывать! — сказал старпом.

— А ты где, во Дворце пионеров учился играть? — спросила Саня у Курта.

И осеклась. — Вот сказанула! Ну, кто тебя учил играть?

— Мой мама, — ответил Курт.

— А что делала твоя мама до войны?

— Рубашки для дам.

— A-а, портниха? — догадалась Саня. — По женской одежде?

Курт кивнул.

— На фабрика.

— А эта фабрика твоему отцу, что ль, принадлежала?

— Найн.

— Значит, ты не капиталист?

— Найн. Мой папа, когда есть молод, был слесарь.

— И мой тоже — рабочий. А знаешь, кто у меня мама была? На кондитерской фабрике работала. Вот уж где я конфет поела! А где твоя мама сейчас?

— Умер… — уткнувшись в шахматы, тихо сказал Курт. — Английская бомба…

В Саниных глазах застыла горечь. Она пристально взглянула на опущенную голову Курта и увидела, как у мальчика на скулах заходили желваки.

Саня схватила фигуру и со стуком поставила ее на новую клетку.

— Ой! — сказала она. — А можно я перехожу?

— Можно! — ответил Курт.

Саня сделала новый ход и снова спросила:

— Ой, а можно я по-другому?

— Можно! — опять ответил Курт.

Саня пошла другой фигурой, и тут Курт, сделав ход, объявил:

— Мат!

— Где мат? Какой мат? — встревоженно спросила Саня. — Ой, зевнула!

— Ти, русский, проиграль! — радостно сказал Курт. — Мой, Германия, выиграль! Я — победа!

— Что-о?! Ты — «победа»?! — возмутилась Саня. — Я тебе сейчас покажу, какой ты «победа»! Давай снова играть! Три партии!

— Найн, найн! Я — победа! — смеялся Курт.

— А хочешь, я тебе и слона и туру дам? — горячилась Саня. — И королеву хоть бери, а я все равно у тебя выиграю!

— Найн. Наин. Я — победа!

— Давай, немец, играй! — вдруг требовательно сказала Саня. — А то я тебе так доской тяпну, что ты у меня по-другому запоешь!

В этот критический момент в переговорной трубе послышался голос Волкова:

— Что за ругань на борту?! Саня и Курт — в центральный пост! Живо!

XII

— Разрешите войти? — спросила Саня, заходя в центральный пост.

— Я можно? — спросил Курт.

— Заходите! — сказал Волков. — Ну что, гроссмейстеры, на Севастополь хотите взглянуть? Вот, Курт, погляди-ка, что твой отец натворил!

Мальчик прильнул к перископу. В окуляре город был словно подернут тонкой кисеёй. На берегу виднелись пустынные улицы, черные руины домов. У пристани стояли корабли, по которым, словно муравьи, сновали люди — с корабля на берег и обратно. Там шла погрузка.

— Ты что к нему пристаешь? — зашептал Волков, склонившись к Сане. — У него, наверно, и так муторно на душе. Ведь как ни крути, а пленный!

— А я и не пристаю, я даже в шахматы с ним играла…

— А кто его доской хотел тяпнуть?

— Вы всё слышали?! — удивилась Саня, посмотрев на переговорную трубу.

— Да.

— Ух, фон барон вонючий! — Саня презрительно глянула на Курта.

— Ты вот что — брось это…

— А чего бросать? Я, что ль, не вижу: по маме плачет, а сам зуб на нас имеет!

— Да какой у него зуб! — усмехнулся Волков. — Ты бы ему объяснила, что теперь уже нечего с нами ссориться.

Ведь вся жизнь у него впереди. Придет на Большую землю — в детском доме будет жить…

— А если б я к фашистам попала, — серьезно сказала Саня, — я бы у них обязательно чего-нибудь натворила. Вот честное пионерское!

Курт судорожно сглотнул. Он увидел на берегу высокое здание с колоннами, в котором был штаб его отца. Мальчик прилип к перископу.

Волков тронул Курта за плечо.

— А ну-ка, дай теперь и Звоночку поглядеть!

Курт отшатнулся, кинул злобный взгляд на командира и, шагнув в сторону, застыл в оцепенении с опущенной головой.

Саня приложилась к окуляру и сразу воскликнула:

— Ой, наша улица! Дядя Миш, а дома нет! Дядя Миш, нашего дома нет!

Призма перископа заскользила по вымершим улицам и бульварам. Только памятник погибшим кораблям был цел и невредим.

У Сани по лицу текли слезы, но она молча, сжав губы, продолжала смотреть в окуляр.

Волков медленно отвернул перископ в сторону моря.

— Хватит, Звоночек, — ласково сказал он.

И вдруг Саня, еще не оторвавшись от глазка, спросила:

— А что это там, дядя Миш?

— Где?

Волков моментально приник к перископу.

— На горизонте. Там, где облака.

— Не вижу! Не вижу… — зашептал Волков. — А ну-ка, поверни!

Саня снова прильнула к перископу и чуть сдвинула его за ручку.

— Вот… корабли!

— Слева по носу шум винтов конвоя! — доложил акустик.

Волков опять посмотрел в перископ и, увидев в нем силуэты кораблей, со сдержанным волнением скомандовал:

— Боевая тревога! Боцман, ныряй! Торпедная атака! Полный ход! — и нажал на кнопку ревуна.

Отдыхавшие матросы вскочили с коек и кинулись к своим постам.

Так уж получилось, что, когда на лодке все пришло в движение, Саня и Курт друг за дружкой забежали в торпедный отсек. Кок задраил за ними дверь.

— Первый к бою готов! — доложил в переговорную трубу кудрявый торпедист.

Доклады в центральный пост шли отовсюду.

— Пятый к бою готов!

— Шестой к бою готов!

Ушел перископ с поверхности воды, растаял бурун над ним, и море стало пустынным и гладким.

Вдали на горизонте медленно вырастали мачты и дымовые трубы двух огромных транспортов.

Они шли в окружении эсминцев.

XIII

Пухленький лейтенант с белым флагом в руке по узкой тропинке карабкался в горы. За ним под дулами автоматов идущих следом солдат поднимался партизан Бычко.

Когда они достигли вершины утеса, перед ними открылась черная пропасть.

Пухленький офицер сделал повелительный жест Бычко и взмахнул белым флагом.

На противоположной стороне пропасти, из-за скал, незаметно для врага выглядывали Гаевой, Горегляд и Фёдоров.

— Э-эй, партизаны! — зычно закричал Бычко. — Сообщите своему командиру, что с ним хочет вести переговоры представитель полковника Эрхарда. Немцы стрелять не будут!

— Его, наверно, уже пытали, — с горечью сказал Фёдоров.

— Серафим Петрович, — прошептал Горегляд, — дозвольте, я с немцами буду говорить. — А разве ты у нас командир? — откликнулся Гаевой.

— Вас еще убьют…

— Раз белый флаг — не убьют.

— Им нельзя верить!

— Ну коли они сами с Бычко пришли, да еще с белым флагом, — значит, у них до нас какое-то серьезное дельце.

Гаевой вышел из-за