Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

— Смотри, как бы эти оборванцы еще неприятностей не устроили! — крикнул ей вслед Вася.

Но она уже не обернулась. Не хочет идти вместе — и не надо. Сам сторонится, а потом обижается. И чего он ребят оборванцами обзывает! Семен, конечно, мог бы хоть постричься и не пугать людей. Вон Слава тоже один живет, а ходит чистый, а у этого не рубашка, а страх какой-то. Даже не угадаешь, какого цвета были на ней клетки. Правда, Миша вчера из дому тоже совсем чистым ушел, а каким возвратился?!

Она подозвала Семена и, отстав немного от Вити и Миши, сказала, что вынесет ему горячей воды. Пусть он как следует выстирает рубашку и штаны тоже… Только как следует. Нельзя же по порту таким чучелом расхаживать. Семен пожал плечами и с независимым видом заявил, что он привык ходить чучелом. Это ему не мешает, но если Оле непременно надо, он постирает.

Около сторожки ребята остановились. Витя сказал, что сбегает домой, возьмет на дорогу чего-нибудь поесть.

— А что ты маме скажешь, если она спросит, куда ты идешь?! Сидел бы лучше здесь.

— Зачем же сидеть. Мне надо из серы приготовить кристалл, я его поставлю на огонь, а маме скажу, куда мы идем. Не врать же. Если не сейчас, так потом придется рассказывать… Да она пустит. У нас только за вранье наказание. Батя расправляется… Но редко такое бывает.

Условились через час собраться у механизированного амбара. Витя убежал, Семен остался ждать обещанной горячей воды. Оля сказала, что по некоторым причинам не зовет его сегодня домой. Миша, конечно, понимал, что «некоторая причина» — это его бабушка.

Вероника Александровна убирала постель, когда ребята вошли. Она сделала вид, что не замечает Оли. Та растопила в сенях летнюю плитку, вскипятила чай, нагрела ведро воды и отнесла Семену вместе с эмалированным тазом. Вероника Александровна, почуя недоброе, украдкой поглядывала на нее. Пришлось шепнуть Мише, чтобы он незаметно отнес за дом мыло.

Снова, как и вчера, все сидели за столом молча. Деда все еще не было, он задержался на дежурстве. Когда после завтрака Оля, убрав посуду, стала чистить рыбу, Вероника Александровна вдруг спросила:

— Где мое мыло?

Оле даже жарко стало. Этот растяпа Мишка, вместо стирального, отнес Семену круглое душистое мыло, которое привезла Вероника Александровна.

— Где мыло? — повторила она. Ребята переглянулись.

— Я спрашиваю, где мыло? Чего ты на нее смотришь? Совсем отбился от рук, — говорила Вероника Александровна, не повышая голоса.

Оля подошла к Веронике Александровне и проговорила:

— Это я отнесла Семену мыло. Он стирает рубашку. А мыло я нечаянно перепутала.

— Моим мылом? Французским… парижским мылом, которым я мою только лицо?! — Вероника Александровна говорила всё так же тихо, но казалось, что она задохнется от злости.

— Я сейчас принесу, — захватив стиральное, Оля выбежала и тотчас же принесла назад драгоценное бабушкино мыло. Но Вероника Александровна даже не дотронулась до него, сказав, что боится заразы. И миску пусть Оля в комнату не вносит. Пусть уберет в сарай, а еще лучше — выбросит.

— Да, выброси, — настаивала Вероника Александровна. — Вот, милая моя, тебе деньги, пойди, купи новую. Бидон для молока тоже купи. И сходи на базар. Третий день, я по твоей милости, без кофе сижу.

— Не пойду я на базар. У меня… нога болит, — сказала Оля. Впервые в жизни она говорила неправду и говорила со злобной радостью.

— Вдруг нога заболела! Странно. Впрочем, я пойду сама.

— Бабушка, ты и к Анне Ивановне можешь зайти, — смиренно подсказал Миша. Ради такого исключительного случая, когда можно на время избавиться от бабушки, он согласен был забыть обиды и вступить с ней в переговоры.

— Конечно, зайду, чтобы отдохнуть от этого ужаса, от этого ветра и жары. Но я не. могу допустить, чтобы ты из-за этой девчонки, как вчера, голодал.

— Я поджарю глоси, — хмуро проговорила Оля.

Вчера она не успела сказать деду, чтобы он занял денег, и рано утром пришлось взять у рыбаков глосей в долг. Деда, конечно, не виноват. Он никогда не знает, есть у них еще деньги или нет.

— Миша, милая моя, их не ест, — даже не взглянув на нее, холодно бросила Вероника Александровна, хотя никогда не только не пробовала, но даже не видела этой рыбы.

— Я очень люблю глоси, — сказал Миша, тоже никогда о них не слышавший. Ради того, чтобы бабушка ушла, он согласен съесть даже жареных головастиков. Ведь если она встретит Анну Ивановну, которая здесь где-то на курорте, то раньше вечера дрмой не вернется. Когда в Москве бабушка уходила к Анне Ивановне, её не только к обеду, но и к ужину не ждали.

Предоставив Мише вести дипломатические переговоры, Оля занялась, рыбой. Перед уходом Вероника Александровна сказала, что если Миша будет себя хорошо вести и если уляжется ветер и если завтра будет теплый воздух и теплая вода, то она, вероятно, позволит ему два раза окунуться.

— В порту? — невинно спросил Миша.

— Не говори глупостей, как будто ты не знаешь, что в порту глубоко. Купаться поедем на пляж. Смотри же, веди себя хорошо, — заключила Вероника Александровна, взяв зонтик.

— Я постараюсь, — сказал Миша, и озорные искорки блеснули в его карих глазах.

Едва они остались одни, как в комнату был приглашен Семен. Из вежливости хозяева тоже сели за стол. Гость перед завтраком даже немного поломался. Но потом все, что лежало на тарелках, было съедено. Оля, как могла, зашила и выгладила брюки Семена, простиранные тем же душистым мылом. Миша жарил глоси, перевязав голый живот полотенцем. Как только ушла бабушка, он снял ненавистный ему костюм и остался в трусиках. Он истошно вопил, когда глось надо было перевернуть, а она не переворачивалась…

— Горит! — кричал Миша, и тогда Оля прибегала из комнаты, переворачивала рыбу, а готовую вынимала на тарелку. На сковородку она подкладывала другую, уже обваленную в муке, плоскую, как лист, рыбешку, с белым брюшком и коричневой спинкой.

Наконец, Миша закончил свои поварские дела. Стали собираться в дорогу. Оля достала из кармана платья оставшуюся мелочь и переложила ее в карманчик сарафана. Миша тоже решил взять с собой часть своих сбережений. Они лежали у него в чемодане в копилке.

— Не бери, — сказала Оля. — На трамвай нам хватит.

— А вдруг нам захочется мороженого. Не спорь со мной, пожалуйста.

Впрочем, Оля и не собиралась спорить, она тоже была неравнодушна к мороженому. Да и кто в жаркий день, — а день, несмотря на ветер, был все-таки жаркий, — станет