Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

свете мудрый и добрый учитель Андрей Иванович Громовой-Булатов, учил детей, а когда настало для отчизны лихое время, воевал за нее. Вырастил детей, дождался внуков. Разве они с Ляной не любили деда? Разве люди в селе не уважали своего учителя? Или, быть может, врачи не все сделали, чтобы защитить его от коварной болезни? Все делалось, чтобы дедушка жил и радовался жизни, а он… Лежит в траурном зале, отдыхает после многих трудов, а потом отнесут его на кладбище. И уже никогда-никогда не будет на земле учителя Громового-Булатова Андрея Ивановича, никогда не будет у Харитона такого славного дедушки…

Харитон еще не задумывался над тем, как будет жить дальше, не до раздумий было, но подсознательно чувствовал, что попал в безвыходное положение, в такой тупик, из которого нет выхода. Один-одинешенек остался на свете.

Харитон не думал о своем будущем. Он был подавлен невыносимой тяжестью внезапного горя и все же интуитивно ощущал, что он теперь неотделим от дяди Вадима, который стал для него тем, кем совсем недавно был дедушка.

Все, что свершилось после, проплыло, будто в тягостном сне. Он, подобно любому из сельских ребят, бывал на похоронах, видел, как из той или иной бузиновской хаты всем селом выносили гроб, что плыл потом к высокому белопесчаному холму, чтобы исчезнуть в нем навсегда. С болезненным любопытством смотрел он на это, стараясь пробраться к самой яме, но все это быстро забывалось, хотя и жутко становилось, как вспомнишь. Тогда он присутствовал на похоронах хотя и знакомых, но чужих для него людей. В этот раз хоронили дедушку Андрея. На сельском кладбище, у самой дороги, неподалеку от большой липы, его могила. Ее сразу не стало видно из-за выросшей на ней горы венков и цветов. Пожалуй, не было в селе человека, который не принес бы цветы своему учителю. Долго не расходились люди, до самого вечера. Приходили одни, уходили другие, а они трое — дядя Вадим, тетя Клава и он, Харитон, — стояли возле этой горы из цветов неподвижные, словно бессменные часовые.

Уже когда совсем смеркалось, Вадим Андреевич снова положил руку на голову Харитона и, поддерживая под локоть жену, повел их с кладбища. Именно в этот момент, когда они, усталые и молчаливые, возвращались к дедову дому, Харитон понял, что он, подобно ветви дерева, принадлежит к семье Громовых, что никакая сила не отторгнет от нее, разве что сами они о нем забудут.

Они о нем не забыли. «Собирайся, поедем с нами». Услышать такое приглашение было огромным счастьем, и он готовился ответить на него.

Времени для раздумья у него оставалось два дня. Дядя с тетей не выходили из дома, старательно просматривали дедушкин архив, привлекли к этому делу и Харитона. Внимательно разглядывали каждую фотографию. Их у Андрея Ивановича оказалось очень много; несколько ящиков в рабочем столе были заполнены фотокарточками разных лет. Просмотрели и перечитали все бумаги, подшитые в папках, и те, что лежали стопками в книжных шкафах. Некоторые фотографии и письма Вадим Андреевич откладывал, связывал в отдельные пачки. Только когда вся эта кропотливая работа была завершена, Харитон узнал, для чего все это делается. Оказывается, руководители колхоза решили здесь, в доме Андрея Ивановича, устроить музей, над которым брала шефство Боровская средняя школа. Материалы, сохранившиеся в архиве учителя, должны были стать основой музейной экспозиции. Вадим Андреевич отбирал лишь фотографии и семейные письма; все остальное, имевшее какое-то общественное значение, передавалось будущему музею.

В отдельную папку Харитон сложил все фотографии мамы — те, что были в его комнатке, и те, что сохранились в бумагах деда. Их набралось немало. Но до последнего часа он не знал, на что решиться ему самому. Вернуться в Бузинное, на родное пепелище, к аистам, каждое лето жившим на дубу? Но он не был уверен, живут ли они там — ведь в эту пору молодняк подымался на крыло и семейство аистов, покинув гнездо, могло отлететь на луга. В маминой хате жила учительская семья. А может, податься к дядьке Евмену Горопахе?

При воспоминании о Яриське у него запылали щеки. Быть может, действительно зря он рассердился на девчонку, пристал к ней с тем вопросом? Разве легко отвечать на такие вопросы? Нет, он, пожалуй, поступил опрометчиво. Яриська относилась к нему как настоящий друг, а он…

Харитон только вздохнул тяжело. Да, неумно все получилось, но раскаиваться теперь поздно. Яриська давно убедилась, что он дуралей, и, конечно же, говорить с ним теперь не пожелает. Если б захотела, то наведалась бы в Боровое. Ведь многие из бузиновцев приходили в их школьный зоопарк, а она носа не показала. Значит, так тому и быть. К дядьке Евмену дорога ему заказана…

Думал, думал Харитон и решил, что лучше всего пойти куда глаза глядят: отправиться в Киев, попробовать учиться, а то и на работу устроиться. Свет велик, найдется и ему место. Главное — чтобы никому не мешать, никому не мозолить глаза. Он догадывался, что Вадим Андреевич может пригласить к себе. Так обычай велит. Но зачем он, Харитон, ему нужен? У них есть своя Ляночка, послушная доченька, отличница, зачем еще и он их семье? Разве он будет таким скромным и примерным, как Ляна? Он не был уверен, что рано или поздно дядя Вадим или тетя Клава не попросят его убраться подальше от их дома. Поэтому он не примет их приглашения, а гордо откажется, не объясняя причин.

И вот как раз, когда он решил это, услышал короткое: «Собирай вещи, завтра вылетаем».

Заранее обдуманное и принятое решение сразу разбилось, разлетелось на мелкие осколки от одного слова «вылетаем». Если бы Вадим Андреевич сказал «выезжаем», то Харитон степенно поблагодарил бы за внимание и сухо ответил, что никуда он не поедет, останется здесь. А тут вдруг — «вылетаем»!

Полететь на самолете было самой заветной мечтой не только Харитона, а всех бузиновских и боровских ребят. Над Десной простерся безрельсовый путь, по нему ежедневно шли самолеты из Москвы на Киев, из Киева на Москву, а возможно, еще и дальше, Харитон точно не знал. Самолеты гудели и летом, и зимой, проплывали высоко в чистом синем небе, летели невидимые в густых туманах, за высокими облаками. И не раз Харитон и его дружки, купаясь в Десне или в придеснянских озерах, подолгу, лежа на спине, всматривались в небо, провожали взглядом самолет, пока он не затихал, скрывшись за горизонтом, и вздыхали: «Вот бы полетать!..»

Харитон промолчал, ничего не ответил дяде Вадиму. Только внимательней к нему присмотрелся. И