Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

неожиданно во всей фигуре его, в движениях, в манере перелистывать книгу и щуриться увидел покойного дедушку. И от этого дядя Вадим сразу стал родным, таким своим, близким… Перевел взгляд на Клавдию Макаровну, долго и пристально тайком ее рассматривал. В ней он тоже открыл что-то новое, невольно сравнил с теткой Тонькой и, не колеблясь, целиком отдал предпочтение тете Клаве. Ему нравилось, что Лянина мама спокойна, уравновешенна, не бросается понапрасну словами, смотрит на Харитона открытым проникновенным взглядом, в котором он безошибочно улавливает не безразличие, а невысказанное сочувствие.

Харитон решился — он летит. Уж хотя бы потому, что давно мечтал об этом. Кто знает, чем закончится его пребывание в дядиной семье, но полет останется с ним, а если и придется вскоре вернуться в родные края, то, во всяком случае, после полета на настоящем самолете, на высоте трех, а то, говорят, и пяти тысяч метров. Он ничего не ответил дяде. Знал — молчание означает согласие. Другой на его месте от такой перспективы пустился бы в пляс, но он плясать не станет, не маленький.

Под вечер вышел из дома. Его шатало из стороны в сторону — то ли от долгого сиденья, то ли от голода, но есть не хотелось, сам не знал, что с ним творится. Зашел в сад, с грустью взглянул на яблони, на груши, обильно увешанные плодами. Не придется поесть фруктов из этого сада…

В зоопарке хозяйничали юные натуралисты, тихо, почти безмолвно, видимо боясь нарушить покой приезжих. Харитона встретили сочувственными взглядами, сообщили, что лисичка захандрила, не берет еду. Харитон подошел к ее вольеру, долго смотрел. За ним тоже пристально следили две золотые пуговки. Не похоже на то, что лиса заболела. Видно, просто не была голодна. Осмотрев всех обитателей зоопарка, Харитон почувствовал безразличие к ним. Что они для него? Дело прошлое… Удивился и тому, что так легко может распрощаться с ребятами и девчонками. Вздохнув, произнес:

— А мы завтра улетаем.

На него смотрели молча, благоговейно, будто на некое заморское чудо. Поверили сразу. Знали, что дядя Вадим Андреевич всегда прилетал к отцу на самолете, что у них так заведено. Даже Ляна, девчонка, не парень, и та летает. Так почему же не верить Харитону? Ведь он принадлежал к роду Громовых-Булатовых, и кому же тогда летать, если не ему?

— Везет людям… — вздохнула какая-то из девчонок.

На нее глянули осуждающе, а кто-то из ребят, цыркнув сквозь зубы, процедил:

— Дуреха…

— Чего ругаешься? Что я такого сказала? — покраснела как рак девчонка.

— Тут дед умер, а она — «везет»… Понимать надо!..

Всем стало неловко. Девчонка поняла ошибку. Юннаты разбрелись по двору, а Харитон вышел на улицу. Ноги понесли за село, к кладбищу. Он шел к дедушке, словно к живому, хотел сообщить — завтра летит в неведомое будущее…

Возле могилы возился Марко Черпак. Старательно приспосабливал к металлическим трубам, вкопанным в землю, узорчатые стенки ограды. Харитон остановился и молча наблюдал за работой. Не сразу его заметил сосредоточенный и сегодня какой-то другой, будто незнакомый, кузнец Марко. А когда увидел, выпрямился, рукавом вытер вспотевший лоб и не то самому себе, не то Харитону сказал сокрушенно:

— Недоглядели мы Андрея Ивановича…

II

Знакомая машина и на этот раз появилась неожиданно. Харитон еще дремал, обласканный утренней прохладой, как раздался мелодичный гудок, и в доме все пришло в движение. Харитон поспешно натягивал брюки, рубашку, позабыв о том, что сначала лучше было б умыться и расчесать непокорные вихры.

Но, наверное, уж так повелось, что от неожиданности не только дети, но и взрослые забывают умыться. Когда он вышел из комнаты, то увидел Вадима Андреевича и тетю Клаву, одетых уже по-дорожному. Дядя Вадим искал полотенце, а тетя Клава велела раскрыть один из чемоданов, еще с вечера набитых вещами.

Не спеша вышли из дома, уже чужого, где теперь станут хозяйничать другие люди, все в нем по-своему переставлять. Уложили в машину вещи, нашлось место и для чемодана, в который Харитон собрал все свое нехитрое имущество. Привязал было к чемодану и зимнее пальто и обувь, но Вадим Андреевич, окинув все это критическим взглядом, велел оставить их в Боровом. На новом месте, сказал он, найдутся и новые вещи. «Посмотрим», — с сомнением подумал Харитон и выбросил старенькое пальтишко, стоптанные ботинки и изношенные валенки. Только книги забрал все — как память о дедушкиной мудрости и щедрости.

Из-за горизонта выкатывалось большущее красное солнце, когда они все трое на минуту остановились у дедушкиной могилы. Цветы уже успели завять и засохнуть, но тем резче выступал портрет Андрея Ивановича, где он выглядел совсем не таким, каким знал его Харитон: не немощным и в морщинах, а в полном расцвете сил, в полувоенной форме, в орденах и медалях, с ясным взглядом и чуть приметной улыбкой победителя. Да, врага, фашизм он победил, а собственную старость не дано победить никому…

От металлической ограды, старательно установленной Марко́м, пахло свежей краской, от цветов веяло теплом. После минутного молчания Вадим Андреевич низко поклонился отцовской могиле, взял под руку жену. Тетя Клава всхлипнула, приложила к глазам носовой платок, низко склонила голову, и так они пошли с кладбища. Харитон, как и полагалось, шел позади. Он притворил скрипучие ворота, еще раз оглянулся и вздохнул. Голова сама повернулась в сторону Десны. Затуманенным взглядом искал он куртину деревьев на песчаном берегу. Там стояло Бузинное. Поодаль — березовая роща, возле рощи — хата дядьки Евмена, а на пороге лесной сторожки — Яриська…

Представил ее с письмом в руках. С тем самым, которое вчера, тайком от всех, бросил в почтовый ящик. После долгих колебаний решил написать подруге своего детства коротенькое письмо. Ведь получилось бы совершенно по-свински, если б он бесследно исчез, будто поссорившись с человеком, которого — он теперь был убежден в этом — уважал больше всех жителей Бузинного. Так думал Харитон, оправдывая свое решение. В действительности же ему очень хотелось похвастаться перед этой зазнайкой Яриськой, что он жив, что судьба его круто меняется и еще кто знает, на какую орбиту она его выведет. Еще может случиться такое, что Яриська не раз услышит о Харитоне, еще, может, и пожалеет, что так отнеслась к нему…

«Яриська, здравствуй! — писал Харитон. — Это пишет известный тебе Харитон Колумбас. А еще хочу тебе сказать, что улетаю в далекий край, туда, откуда не слышно и не видно. Не знаю сам, что со мной будет. Может, буду учиться на инженера, а может…»

Харитон и сам не