Драматургия: искусство истории. Универсальные принципы повествования для кино и театра - Ив Лавандье

минут Бруно оказывается в центре внимания, как будто это он племянник, которого все рады увидеть снова. Воспользовавшись визитом, он предлагает тете Роберто небольшое сексуальное приключение.

«Бруно, – утверждает Дино Ризи [155], – тот, кто разрушает, потому что не способен строить (ср. с «Геддой Габлер» ниже. – Авт.), он типичный поверхностный итальянец, фашист. Он импотент, слабак, его сила заключается исключительно в физическом присутствии, в умении шокировать, но без каких-либо глубоких или моральных качеств». Эти строки напоминают нам о том, что великий автор должен познать суть человека. Но, как мы уже говорили, этого недостаточно: нужно еще и познакомить с ней публику. В «Обгоне» сценаристы демонстрируют то, о чем писал Ризи. Их Бруно не только интересный персонаж, он еще и цельный и легко воспринимаемый. Полный успех сценаристов, по крайней мере в плане характеристики, поскольку структура фильма очень рыхлая.

Сальери и состояние человека

В отличие от других австрийских придворных композиторов, Сальери («Амадей») обладал достаточным музыкальным талантом, чтобы по достоинству оценить искусство Моцарта, но недостаточным, чтобы сравниться с ним. Поэтому он разрывался между восхищением и завистью. Сальери стремился к прекрасному, божественному, но был бессилен достичь его, а самое страшное для него то, что Моцарт производит впечатление обладателя прямо противоположных качеств: он безумно талантлив, но стремится только к тому, чтобы… смеяться и шутить! Сальери подобен человеку по отношению к Богу: не ангел и не зверь, а нечто среднее. К сожалению, таким статусом человеку трудно довольствоваться, и его неспособность уподобиться Богу, всегда быть лучшим из возможного, только усиливает его страдания. Сальери Питера Шаффера – метафора человеческого бытия. В той или иной степени большинство смертных – Сальери, хоть мы и отказываемся это признать. Мы не Сальери в том смысле, что не заходим так далеко, чтобы убить своего Бога, но сравнимы с ним просто потому, что стремимся к гениальности и не довольствуемся своим состоянием.

Спорт служит прекрасной иллюстрацией того, что я называю сальеризмом. Например, спринтер никогда не выступает одинаково хорошо. Его результаты колеблются между двумя уровнями, лучший из которых называется рекордом. Но спринтер отказывается признать, что низший уровень тоже принадлежит ему. Он упрямо верит, что стоит своего рекорда. Спортивные журналисты, также увлеченные сальеризмом, представляя спринтера, никогда не приводят среднее значение его десяти последних выступлений; они характеризуют его по рекорду или по лучшему выступлению года. Некоторые болельщики также заражены сальеризмом. Если их любимая команда выигрывает, это нормально. Если же она справедливо проигрывает, это вызывает отвращение. Такая же потребность в почитании величия и виртуозности проявляется и в кино.

Когда Полин Кейл [96] объясняет, что большая часть силы и красоты «Гражданина Кейна» принадлежит его соавтору-сценаристу Герману Манкевичу, она вызывает недовольство. Ведь если мы утверждаем, что заслуга в создании произведения искусства принадлежит нескольким людям, то что мы делаем, если не разбавляем гениальность? Где же величие человеческих существ, если для создания шедевра им приходится работать вместе? Короче говоря, поскольку наше тщеславие диктует, что совместная работа, какой является фильм, должна быть приписана одному человеку, как, например, роман или картина, то в выигрыше оказывается режиссер. Мало того что сальеристское упоминание фильма, за которым следует только имя режиссера, оскорбляет других авторов, но следует отметить, что во Франции это также незаконно. Согласно французскому Кодексу интеллектуальной собственности, статус автора фильма присваивается нескольким лицам: сценаристу, автору диалогов, композитору и режиссеру.

«Гедда Габлер»

Гедда Габлер («Гедда Габлер») слишком труслива и неудовлетворена, чтобы за что-то взяться, пока зависть к достижениям давней подруги наконец не подталкивает ее к действию. Но затем все, что она предпринимает, приводит к разрушению успеха ее подруги и бывшего любовника. Еще одна метафора человеческого рода: Гедда Габлер уничтожает то, что не в силах получить. Она напоминает мне, в частности, тех подростков, которые дразнят девочек, потому что не нравятся им. В фильме «Секрет» появляется персонаж, похожий на Гедду Габлер, – Габриэль, которая настолько не выносит чужого счастья, что стремится его разрушить. Но в первую очередь, конечно, она напоминает Сальери («Амадей»).

«Дон Жуан» Мольера

Дон Жуан – очень разносторонний и в то же время цельный персонаж. Его характер проявляется в спорах со Сганарелем (о вере, обмане, завоевании женских сердец), но прежде всего характер Дон Жуана обогащают сцены, в которых он действует. Перед Эльвирой (в первый раз) он труслив и лицемерен. С Шарлоттой и Мэтьюрином или месье Диманшем он хитер. С бедняками он жесток и шутлив. В столкновении с ворами он храбр. С отцом он молчит, а потом лжет, как провинившийся ребенок, застигнутый врасплох.

Дон Жуан также служит метафорой рода человеческого. Мы все стремимся получить то, чего у нас нет, а получив это, многие не умеют наслаждаться достигнутым. Поэтому мы переходим к следующему объекту, и цель всегда одна: овладеть им. В «Дон Жуане» в качестве новой цели может выступать прежняя, если она снова стала недоступной.

Как прекрасна сцена, где Эльвира, оплакав свою любовь – она даже заменила Дон Жуана Богом, – приходит просить Дон Жуана покаяться. А он, вместо того чтобы выслушать, снова начинает желать ее! Тенденция всегда хотеть большего заложена в биологии живых организмов, включая растения. Репортер, которого варвары держат в заложниках на другом конце планеты, начнет мечтать о луче солнца, тарелке макарон, детской улыбке. Освободившись, он некоторое время будет наслаждаться простыми вещами, но вскоре ему захочется большего. «Счастье в том, чтобы продолжать желать то, что у тебя есть», – говорил Святой Августин [157]. Мы можем критиковать Дон Жуана и большую часть человечества за то, что они не умеют максимально наслаждаться настоящим. Но можно ли сказать, что Дон Жуан – невротик? Дон Жуан – это живой организм, находящийся в постоянном движении. Его невроз, если таковой и существует, заключается в том, что ему очень быстро становится скучно и он не умеет время от времени останавливаться и наслаждаться тем, что у него есть.

«Мамаша Кураж» и эпический театр Бертольта Брехта

В пьесе «Мамаша Кураж и ее дети» есть сцена, которая заставляет содрогнуться. О ней упоминал Джордж Штайнер [180] (см. стр. 63): в конце третьей сцены мамаша Кураж обнаруживает тело своего сына Швейцеркаса и вынуждена притвориться перед солдатами, что не узнает его. Момент вдвойне ужасен, потому что он завершает длинный эпизод, во время которого, слишком долго торгуясь, чтобы сохранить свою повозку, мамаша Кураж позволяет казнить своего сына. Эта и другие сцены делают мамашу Кураж одним из самых