Каліфорнійська душа ісеканулася в Україні - Христина Холод

три головы проснулись, удивленно переглядываясь. Потом его живот начал издавать такие звуки, словно внутри него Сатана играл в боулинг человеческими черепами.

Дракон поднялся на свои могучие лапы.

Его жопа, гигантская, как ворота в гараж, напряглась.

И оттуда…

Ф-Ф-Ф-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-БУ-У-У-У-УМ!!!!!!!

Это был не понос. Это был, блядь, ФАЙЕРБОЛ!!!

Огромный, тридцатиметровый струмень жидкого, пылающего, вонючего дерьма вырвался из его ануса и ударил в скалу, оставляя на ней шипящий, расплавленный след!

Горыныч заревел от боли и неожиданности. Все три головы одновременно повернулись назад, глядя на собственную жопу с выражением чистого, незамутненного ахуя.

Ф-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-БУ-У-У-УМ!!!

Еще один залп! На этот раз он попал в старое дерево, и оно вспыхнуло, как свечка!

Горыныч метался по поляне, его жопа превратилась в неуправляемый огнемет, поливая все вокруг жидким пламенем и кусками непереваренной капусты. Крики трех голов слились в один ужасный, полный боли и унижения рев.

– Ну все, – удовлетворенно прошептала Мавка. – Теперь сидим здесь, в кустах, до утра, пока он не опорожнится до конца и не заснет от усталости.

Она достала фляжку. Сделала глоток.

– А потом… – она хитро улыбнулась, глядя на пылающий ад, что бушевал на поляне, – …будем собирать топливо для сжигания столицы.

И мы сели.

Втроем. В кустах.

И слушали.

Слушали тишину ночного леса.

И оглушительный, огненный, апокалиптический понос трехголового дракона.

В этот момент я подумала, что моя жизнь больше никогда не будет прежней. И, честно говоря, я была этому рада.

Ночь закончилась. Понос Горыныча тоже. Он лежал посреди обожженной, вонючей поляны, изможденный и униженный, и спал сном младенца, который только что пережил самый страшный расстройство желудка в своей жизни. А мы… мы работали.

Весь. Блядь. День.

Я даже не могу передать словами этот отвратительный, ужасный, физически изнуряющий процесс. Мы, как три муравья-некрофилы, собирали еще теплое, густое драконье дерьмо в огромные металлические канистры. Оно пахло серой, жареным мясом и самыми глубокими углами ада. Оно было горячим. И его было, сука, много.

Мавка, кажется, получала от этого процесса какое-то извращенное удовольствие, работая с энтузиазмом и напевая под нос какую-то странную, жуткую песенку о черте, что утонул в болоте. Троянда же превратилась в идеальную машину для выполнения задач. Она методично, без эмоций, черпала, закручивала крышки и таскала. На ее лице застыла маска концентрации. Наверное, она представляла, что собирает клубнику на ферме своих родителей. Только вместо клубники – огненные экскременты. Sweet memories.

И когда мы наконец заполнили последнюю канистру, ад не закончился. Он просто перешел на новый уровень.

Мы тащили.

Мы тащили эти гребаные канистры через лес, через поля, через холмы. Каждая из них весила, как мои ошибочные жизненные решения. То есть дохуя. Мои руки, которые привыкли держать плакаты "Save the whales", теперь были черные от копоти, покрытые мозолями и царапинами. Моя спина кричала о пощаде.

Мы подошли к столице.

Это был огромный город, окруженный высокими каменными стенами. Я видела шпили башен, крыши домов, чувствовала гул тысяч жизней внутри. А мы были здесь, чтобы превратить все это в пепел.

Мавка действовала по четкому плану. Она, оказывается, готовилась к этому годами. У нее были "схроны" по всему периметру города. Замаскированные ямы, небольшие пещеры, дупла в старых деревьях. И в каждом таком схроне нас ждала одна из ее адских машин – авто-огнемет. Сложнее, больше и, кажется, гораздо мощнее тех, которыми мы спалили село.

Наша задача была простая, как удар молотком по голове. Мы подтаскивали канистру с драконьим топливом к огневой точке, подключали шланги, проверяли механизмы. Мавка крутила какие-то вентили, устанавливала таймеры, соединяла все это хитрой системой проводов и веревок, что тянулись от одной точки к другой, образуя гигантскую, огненную паутину вокруг города.

Это был длинный, монотонный, убийственный день. Без слов. Только тяжелое дыхание, скрежет металла и моя тихая ненависть ко всему сущему.

Я не думала о людях в городе.

Я не думала о морали.

Я не думала ни о чем, кроме веса следующей канистры.

И вот, когда солнце снова начало клониться к закату, мы закончили. Последняя огневая точка была готова. Мы стояли на холме, с которого открывался вид на всю столицу. Величественную. Мирную. Обреченную.

Мавка стояла, заложив руки за спину, и смотрела на город, как художник смотрит на чистый холст перед тем, как сделать первый мазок.

Это был момент. Тот самый moment of truth.

– Ну что, девчонки? – спокойно сказала она, вытаскивая из-за пояса длинный шнур. – Время зажечь огни большого города.

В ее глазах не было ярости.

Только холодное, чистое, незамутненное удовольствие от будущего.

И я вдруг поняла.

Это было ее искусство. Ее перформанс. Ее симфония.

А мы…

Мы были просто ее ассистентами.

И скоро начнется шоу.

Мы стояли на пороге апокалипсиса. Воздух был густым от предчувствия. Я уже видела, как огненные струи срываются со своих мест, как город превращается в гигантский факел... Это должно было быть эпично. Мрачно. Великолепно.

А потом, блядь, случилась комедия.

Из-за поворота дороги, что вела к городу, неспешно, под размеренный стук копыт, выехала карета.

И не просто какая-то крестьянская телега.

Это была, мать его, КАРЕТА! Вычурная, как торт на королевской свадьбе! Вся в золоте, бархате, с гербами, похожими на скрещенных курицу с багетом. На козлах сидел кучер в белом парике и ливрее, что делала его похожим на гигантское розовое безе.

Эта карета выглядела настолько неуместно на пороге нашего огненного шоу, что я на миг подумала, что у меня начались галлюцинации.

– Опа, – сказала Мавка.

На ее лице появилось выражение ребенка, который увидел, что в дополнение к его любимой игрушке ему неожиданно подарили еще одну, блестящую и дурацкую.

План "А" был "спалить город". Кажется, только что появился импровизационный план "Б".

Не сказав ни слова, Мавка, с легкостью, которая противоречила законам физики, прыгнула. Она слетела с холма, как зеленая, смертоносная белка-летяга, и приземлилась прямо на спину одной из лошадей, что тянули карету.

Лошадь дико заржала. Кучер в парике только-только успел повернуть свою голову-безе и разинуть рот от удивления, как Мавка уже была возле него. Секунда – и она просто скинула его с козел легким толчком, словно он был мешком с перьями. Он пролетел несколько метров и глухо упал на землю. Даже не знаю, успел ли он что-то понять.

А