(не)помощница для орка - Анетта Андреевна Политова

«Плевать! Со временем смоется…»

Слезы, наконец, вырвались наружу, смешиваясь с водой.

«Пусть поволнуется, — яростно думала я, — Пусть почувствует, каково это! Пусть поймет!»

Чуть ли не с кожей сорвала с себя грязную одежду. Кое-как справилась с платьем. И в самом деле почувствовала себя гораздо лучше. Словно все, что было со мной — орк, степь и непонятные чувства — плод моего разыгравшегося от палящего солнца воображения.

Я была так поглощена своим горем и яростью, что не услышала крадущихся шагов за спиной. Грубый смех прозвучал прямо над ухом, и чья-то сильная рука впилась в мое запястье, выдергивая меня из горьких дум.

Я вскрикнула и обернулась. Надо мной стояли трое. Оборванные, грязные, с похотливыми взглядами.

— Ну что у нас тут? — прорычал тот, что держал меня, оглядывая мое чистое лицо и дорогое, хоть и потрепанное, платье. — Птичка не простая. Смотри-ка, братцы, девица похожа на ту самую, с плакатов. Мэрская дочка. Вот это удача!

Ледяной ужас затопил меня с головой. Я отчаянно закричала, пытаясь вырваться, но их руки, как капканы, скрутили меня.

— Сорг! — завопила я из последних сил, в отчаянии глядя в ту сторону, где всего минуту назад оставила его. — СОООРГ!

Но в ответ была лишь тишина леса. Мне заткнули рот грязной тряпкой, особо не церемонясь ударили по голове, и мир закружился, словно сломанная карусель. Где-то в прострации я ощутила, что меня потащили вглубь чащи. Последнее, что я увидела, прежде чем мое сознание полностью поглотила тьма, — была неподвижная гладь ручья, где я с таким глупым упрямством смывала свою единственную защиту.

Глупая. Гордая. Ослепленная обидой избалованная девчонка.

Теперь я была в руках у тех, кто не станет церемониться. И моя единственная надежда — тот, кого я только что так яростно отвергла и предала. Дала понять, что в нем не нуждаюсь.

Я не знала, сколько прошло времени. Меня трясло в седле, как мешок с мукой, перекинутую через лошадь головой вниз. От крови, прилившей к голове, пульсировали виски, а в животе от каждой тряски подкатывала тошнота. Разбойники не церемонились — веревки впивались в запястья и лодыжки, а грязная тряпка во рту пахла потом и плесенью. Того и гляди меня вывернет наизнанку, но отсутствие пищи и воды сдерживали извержение содержимого желудка.

Я молилась. Впервые в жизни по-настоящему, отчаянно молилась всем богам, о которых знала. Даже духам орков. О том, чтобы Сорг пришел. Чтобы он нашел меня. Чтобы он простил мою смертельно опасную гордыню.

И вот сквозь гул копыт и грубый смех похитителей до меня донесся другой звук. Сначала тихий, как отдаленный гром, но нарастающий с каждым мгновением. Бешеный, яростный топот одинокого коня. И крик. Низкий, протяжный, леденящий душу боевой клич, от которого по спине побежали мурашки.

— ОРРРГХХХ-А-А-А!

ГЛАВА 13

Разбойники ошалело оглянулись. Мой похититель, сидевший в седле и прижимавший меня к лошади, резко дернул поводья.

— Что за черт?!

Из чащи, как призрак, вынесся всадник на огромном гнедом жеребце. Сорг. Его лицо было искажено нечеловеческой яростью, глаза пылали холодным золотым огнем. В одной руке он сжимал поводья, в другой — его огромный лук был натянут, стрела с широким наконечником целилась прямо в нас.

Все произошло за мгновения.

Свист! Стрела впилась в шею лошади подо мной. Животное взмыло вверх с предсмертным хрипом. Мир кувыркнулся. Я с криком, приглушенным тряпкой, полетела на землю, больно ударившись плечом о кочку. Чую, меня добьют не так да эдак.

Надрывный ржанье, крики ужаса, звон стали. Я лежала, не в силах пошевелиться, и видела, как Сорг, словно демон войны, рубился с тремя разбойниками. Клинок — огромный и тяжелый — в его руках казался легкой тростинкой. Он не фехтовал. Он крушил. Он был воплощением гнева и мощи.

Один, второй... Я только и успевала жмуриться.

Третий, увидев, как пали его товарищи, развернулся, чтобы бежать. Сорг даже не погнался за ним. Он просто метнул свой тяжелый боевой топор, висевший у него на поясе. Топор с глухим стуком вонзился в спину беглеца.

Наступила тишина. Было слышно лишь топот удаляющихся коней без всадников. И мои всхлипы.

Орк, тяжело дыша, подошел ко мне. В его глазах еще бушевал ураган. Он не сказал ни слова. Меча он еще не убрал. Он просто опустился передо мной на одно колено, его взгляд выжигал меня дотла — гнев, страх, бешенство и что-то еще, чего я не могла разобрать.

Он резким движением вытащил нож. Я зажмурилась, думая, что сейчас он прикончит меня за все мои глупости. Но он лишь перерезал веревки на моих запястьях и ногах, а затем, почти грубо, выдернул тряпку изо рта.

— Ну, привет.

Я лежала перед ним, как побитая собака, всхлипывая и пытаясь протереть грязное, мокрое от слез лицо.

— Где... где ты взял лошадь? — прошептала я, задавая первый, самый идиотский вопрос, пришедший в голову.

— У них был запасной конь в тылу, — коротко бросил зеленокожий громила, все так же сверля меня взглядом. Его грудь вздымалась. — Я его «одолжил». Надолго… Возможно навсегда.

Сорган встал, подошел к своему гнедому великану, который спокойно стоял рядом, и что-то достал из седельной сумки. Это была моя же, заветная баночка с зеленой мазью.

Он швырнул ее мне прямо в колени. Баночка отскочила и упала в траву.

— Намажься, — его голос был тихим и от этого в тысячу раз более страшным, чем его боевой клич. — И если ты до конца своих злоключений снова посмеешь ее смыть, я привяжу тебя к седлу и буду мазать тебя ею сам, как последнего несмышленого щенка. Поняла?

Он не ждал ответа. Развернулся, пошел к своим трофеям, оставив меня сидеть на холодной земле, дрожащую, униженную, но бесконечно, до боли в сердце, благодарную.

Он нашел меня. Он пришел. И сейчас его гнев был для меня дороже любой нежности. Потому что он доказывал — я ему не безразлична. Совсем нет. И деньги тут не при чем.

Я сидела на холодной земле, вцепившись пальцами в баночку с мазью. Дрожь проходила медленно, сменяясь леденящим душу осознанием того, что только что произошло. И того, что могло бы произойти.

Следопыт, не глядя на меня, обыскивал тела наемников. Его движения были резкими, угловатыми. Каждый мускул на его спине напрягся, выдавая ярость, которую он сдерживал.

— Сорг... — мой голос прозвучал хрипло