Дьяволы - Джо Аберкромби

— Нет… — она поскользнулась, а кожа его лица покрылась морщинами и обвисла. — Это… — прохрипел он, поднимая её, его волосы поседели и выпали, осталось только несколько ледяных прядей, — Ты… — Плацидия брыкалась и отбивалась, но последним усилием он отбросил её и втолкнул в Пламя святой Натальи, — Моя.

Жар догорал, пламя едва достигало его бёдер, но барон Рикард произнёс слово, из его посиневших губ вырвался дым, и огонь вспыхнул яростно-белым, языки пламени с рёвом вырвались сквозь дыры в разломанном куполе.

Плацидия завизжала, вцепилась в вампира горящими руками, но он не отпускал её, его собственные руки горели, его чёрные глаза сверкали огнём. Её крики стихали, превратившись в хрип, и затихли совсем. Рикард отшатнулся назад, такой же древний, как в тот миг, когда Алекс впервые увидела его, но теперь покрытый тающим льдом, а его пальцы напоминали горелые сосиски. Он споткнулся о собственную ногу и тлеющей кучей сполз на парапет.

Из жаровни, где остались лишь тлеющие угли, взметнулся столб искр. Пепел осыпался по разрушенной галерее, покрыв Алекс, Солнышко и тела учениц Евдоксии чёрным снегом.

Якоб стоял, пронзённый насквозь.

Конечно, агония была неописуемой.

Но он мог дышать. Значит, удар не через лёгкие. Не через сердце.

Он устоял на ногах. Он стиснул зубы. Он посмотрел на герцога Михаэля и пожал плечами:

— Э-э, — прохрипел он. — Бывало и хуже.

Герцог Михаэль смотрел в ответ, не зная, что делать дальше. Справедливости ради, обычно достаточно просто пронзить противника. Он потянулся за рукоятью меча, но Якоб левой рукой поймал перекрестье, застонал от боли и усилий, поднимая свой меч правой. Михаэль отпустил рукоять, развернулся спиной и коротко ахнул, когда неуклюжий взмах Якоба пронёсся над его головой, каблуки скрипнули по мрамору, когда он увернулся.

— Бог ты мой… — пробормотал он, вскакивая на ноги, пока Якоб упрямо хромал вперёд с одним мечом в руке и другим, пронзившим ему живот. Кровь заливала рукоять и капала с навершия, разбрасывая тёмные брызги по плитам пола.

Якоб зарычал, снова бросившись вперёд. Герцог Михаэль увернулся, чуть не споткнулся и тяжело прижался к стене, когда меч Якоба — тот, что был у него в руке, а не в животе — рубанул по боку огромного горшка, и осколки золочёного фарфора разлетелись по полу.

Михаэль схватил одно из древних копий, но скобы не поддались. Он увернулся, когда Якоб нанес ему удар, оставив царапину на стене и разбросав штукатурку, затем пригнулся, когда Якоб снова нанес удар, оставив длинный разрез на изумрудно-зелёном гобелене.

Рука герцога Михаэля, ловкая словно рыба, зацепила один из эльфийских кинжалов. Он изо всех сил потянул его, но кинжал вырвался слишком легко, и герцог чуть не упал. Едва увернулся от взмаха меча Якоба, поймав клинок своим.

Якоб боднул герцога Михаэля в лицо, и тот отшатнулся назад с окровавленным носом, затем поскользнулся в крови Якоба, оставив длинный след от каблука, оступился, сделал ещё несколько неверных шагов, снова поднялся. Их дуэль превратилась не в изящную шахматную партию, а в смертельный фарс. Якоб двинулся вперёд, издав что-то среднее между рычанием и всхлипом, но Михаэль прыгнул в одну сторону, затем в другую. Меч Якоба лязгнул о пол, оставив длинные борозды и заставив руку гудеть.

Он прислонился правым плечом к Змеиному трону, каждый вдох был едва слышен, и он посмотрел вниз. Эльфийский кинжал вонзился ему в рёбра, окровавленная рукоять торчала сбоку. Должно быть, это случилось во время борьбы. Он бы рассмеялся, если бы смог дышать. Эльфы десятилетиями не могли нанести ему ни одного удара, а теперь это удалось принцу Трои.

— Полагаю… — прорычал он, чувствуя привкус крови в каждом хриплом вдохе, видя красные пузырьки вокруг рукояти, — Он в лёгком.

— Ты хоть задумывался, — спросил герцог Михаэль, осторожно отступая между колоннами, — Что будет, если ты победишь?

Якоб хрипло застонал, отталкиваясь от Змеиного трона и упрямо начал хромать следом. Каждый шаг — новый укол, каждый вдох как новый смертельный удар. С трудом продвигаясь по пыльной дороге, усеянной телами, в этом бесконечном отступлении через степь. Одна нога за другой.

— Эльфы идут. — в комнате становилось темно. Пламя ламп гасло, оставляя светящиеся следы перед его глазами. — Волна остроухих, и их единственное желание — стереть человечество с лица земли. — эльфы всегда наступают. Якобу приходилось щуриться, чтобы понять, кто это говорит, кто это сражается. Может, лицо Шимона Бартоша он увидел у колонны, уклонившегося прежде, чем успел замахнуться? — Троя станет оплотом, на который эта буря обрушится в первую очередь. Станет ли она крепче с императрицей Алексией на троне?

— Этот выбор… за Богом. — Якоб сплюнул кровью, замахнулся на Вильгельма Рыжего и отколол кусок мрамора от колонны, где только что была его голова, осколки разлетелись по полу. Никто не хочет видеть сомнений.

— Говорят, бог слеп, — сказал Чемпион императора, Папский палач, Магистр ордена, пятясь к статуе какого-то давно умершего правителя, за которого когда-то боролся Якоб. Источая воздух, источая слёзы, источая кровь, оставляя за собой кривые следы из того, что в идеале должно оставаться внутри тела. — А я говорю, что он глухой, немой и к тому же дурак. Он выбирает тех, кто выбирает себя сам.

Наверху раздался ужасный грохот, один из подвесных светильников закачался, пламя замерцало. Якоб встал, шатаясь, опираясь остриём меча, словно на костыль. Он покачал головой, пытаясь сосредоточиться. В глазах всё плыло.

— И этот звук… — герцог Михаэль ухмыльнулся, глядя в потолок, — Означает, что он выбрал меня.

— Ты уверен? Я думал… — пол закружился. Наклонился, как палуба корабля в шторм. — Может быть, барон Рикард. Чёртовы вампиры… вечно опаздывают. — Якобу очень не хотелось улыбаться, но он всё же сумел показать свои окровавленные зубы. — Я тут подумал. Это ты тянул время… или я?

Он сделал последний изнурённый выпад, но размытое пятно в форме Михаэля увернулось, шагнуло за изваяние, пока Якоб пытался прийти в себя, и кто-то толкнул постамент. Якоб восстановил равновесие, пронзённый агонией, как раз вовремя, чтобы увидеть падающую на него статую.

— О-ох…

Он упал с болезненным хрустом, голова ударилась о пол.

Наверное, даже не большая часть веса пришлась на него. Но достаточно большая. Левая рука была раздроблена. И, конечно же, его пронзили мечом. Не забывая о кинжале. Он всё ещё держал свой клинок. Неопределённо махнул в