Дьяволы - Джо Аберкромби

Бальтазар сморщил нос, расчищая ступеньки от измельчённого мяса одним сапогом, и с отвращением отбросил в сторону ужасно изуродованную отрубленную руку другим. Брат Диас, казалось, ничего не воспринимал. Он даже не взглянул в его сторону.

— Как я и говорил… — Бальтазар осторожно обошёл отвратительное скопление мёртвой плоти, деформированных костей, искривлённых рук, ног, зубов, рогов. — Ты никогда не догадаешься… что случилось…

Он затих, когда Вигга издала пронзительный всхлип, перешедший в болезненный хрип. Стало ясно, что из неё вытекло немало крови. На её татуированной спине зияла огромная кровоточащая рана. Одна нога была разорвана и вывернута, что выглядело совсем нездорово, рука и несколько пальцев были далеко не прямыми. Кажется, с лица свисал лоскут кожи. Похоже, ей действительно не помешала бы перевязка.

— Где Баптиста? — спросил Бальтазар, оглядываясь. — Наверняка прячется, эта проклятая женщина никогда… не высунет шею…

Брат Диас медленно покачал головой, его окровавленное лицо было залито слезами. Бальтазар понял, что между оборотнем и монахом что-то лежит. Тело? Ужасно искалеченное, без части черепа. Это были… высокие сапоги на изломанных ногах?

У Бальтазара внезапно пересохло во рту. Он посмотрел на Виггу, которая дрожала, рыдала, истекала кровью, стоя на четвереньках.

— Что ты сделала? — прошептал он.

Она качнулась вперёд, и её громко вырвало, она всхлипывала и рыдала, извергая поток кровавых потрохов. Она закашлялась, содрогаясь, вытаскивая что-то изо рта. Что-то длинное и кровавое, застрявшее у неё в зубах. Клочья чёрных, кудрявых волос.

— Что ты сделала? — потребовал он.

Она издала душераздирающий вопль, упала на руки и снова заблевала. Куски чёрного мяса с грохотом упали в растущую кровавую лужу. Там что-то блеснуло. Кажется… золотой зуб?

Вигга смотрела на него, скуля при каждом вдохе, слёзы капали с её лица.

Бальтазар наклонился и закричал:

— Что ты сделала?

Глава 69 «Глубокие карманы»

Двери тронного зала распахнулись, и вошла Жижка. Она была одета в торжественное чёрное платье, отороченное кардинальским алым, а за ней, склонив головы, шаркала молчаливая делегация из дюжины священниц. Если её и пугал ослепительный зал и его величественный вид, или внушающее благоговейный трепет зрелище Алекс, восседающей на троне среди змей в гнетущем молчании, или даже лестница, по которой ей пришлось подниматься, то она ничем этого не выдала.

— Ваше величество, — пропела она, слегка поклонившись. Она взглянула на синяки, покрывавшие лицо и шею Алекс, намеренно не припудренные, и даже не дрогнула. — Приношу приветствия от Её Святейшества Папы и сожалею, что, будучи её легатом и представителем, не могу преклонять колени.

— А иначе бы пресмыкалась, — проворчала Алекс себе под нос.

— И брат Диас. — Жижка повернулась к нему, стоявшему на ступенях трона по правую руку от Алекс. — Должна поздравить вас с…

— Отец Диас, собственно, — сказал он.

Жижка не удивилась и не испугалась. Она бросила быстрый взгляд на рясу священника, которую он носил вместо монашеского одеяния, на серебряное колесо, которым он заменил деревянный круг, и сразу всё поняла:

— Значит, её величеству было угодно принять вас в лоно церкви Востока.

— Как моего личного священника и духовника, — сказала Алекс, стараясь не выйти из себя раньше времени. — Он доказал свою преданность. А человек в моём положении не может переоценивать доверие.

Отец Диас не был человеком, которого беспокоил скверный нрав. Он сиял улыбкой:

— Императорская часовня — гораздо более скромное место, чем моё предыдущее назначение, но эта должность предполагает административные обязанности, которые, как мне кажется, лучше соответствуют моим талантам, какими бы они ни были. Надеюсь, вы передадите мою благодарность Её Святейшеству за предоставленную возможность, но я помню, как ваше высокопреосвященство говорила, что не ожидает особо долгого служения викария часовни Святой Целесообразности на этом посту…

Кардинал Жижка и глазом не моргнула:

— Небесный Дворец почувствует себя значительно обделённым, потеряв столь многообещающего богослова, но мы постараемся обойтись без вас. Итак. Прежде всего, я приношу дар от Её Святейшества… — Жижка щёлкнула пальцами одной из своих священниц, которая, шаркая, подошла, склонив голову, и протянула украшенный драгоценностями ларец. — Реликвия блаженной святой Натальи, возвращённая спустя века на её родину и вашу. Выражение радости Папы, что вы восстановлены на своём законном месте императрицы Трои, и моей, конечно же…

Алекс невольно запрокинула голову и крикнула в потолок: «Ха!»

Священница нервно замерла, ларец дрожал на вытянутых руках. Её госпожа слегка приподняла брови:

— После всех моих усилий, неужели вы сомневаетесь…

— О, у меня нет никаких сомнений! — и Алекс щёлкнула пальцами. Отец Диас развернул письмо герцогу Михаэлю и спустился с возвышения, чтобы передать его Жижке.

Она взглянула на него, затем на Алекс. Взяла письмо. Встряхнула. Нетерпеливо махнула другой священнице, которая предложила ей линзы на ручке. Жижка поднесла их к лицу, наклоняя письмо, пока оно не оказалось в нужном свете, двигая им взад-вперёд, пока не оказалось на нужном расстоянии. Она на мгновение прищурилась. Её собственная печать и подпись. Неоспоримое доказательство её предательства. Она опустила линзы, вернула их священнице и жестом отпустила её. Она протянула бумагу отцу Диасу двумя пальцами и устало вздохнула:

— Вот именно поэтому я и велела ему сжечь письмо, — спокойно сказала она.

Алекс уставилась на неё:

— И всё? — она сама толком не знала, чего ожидала. Скользких отрицаний, которые она могла бы ледяным тоном разнести в пух и прах. Униженной мольбы о прощении, которую она могла бы яростно отвергнуть. Но это… бесстрастное пожатие плечами? — Ты сговорилась с моим дядей… — нотка обиды в её голосе, словно сговор с дядей был мошенничеством в какой-то детской игре, заставила её накопившуюся ярость вскипеть. — Чтобы меня, нахер, убили! — в итоге она закричала во весь голос, отчего её рёбра пронзила острая боль в том месте, куда её ударил герцог Михаэль, и отчего она закричала ещё громче.

Отец Диас вздрогнул. Стражники недовольно зашевелились. Священницы Жижки отшатнулись. Та, что держала ларец, съежилась, прижимая его к груди. Но сама кардинал, казалось, была совершенно невосприимчива и к гневу, и к шоку, и к запугиванию.

— Меня всё время пытаются убить, — сказала она. — Если им это не удаётся, я стараюсь не принимать это на свой счёт.

Алекс уставилась