Дьяволы - Джо Аберкромби

о последнем поцелуе. У неё было чувство, что Алекс этого и хотела. Но поцелуй — это начало чего-то. Дверь к чему-то большему. Удовольствие и обещание того, что ждёт тебя на другой стороне. Поцелуй, когда знаешь, что он никуда не ведёт… чего он стоит? Всего лишь напоминание о том, чего у тебя нет. Начало истории, которая никогда не будет рассказана.

Солнышко отвела взгляд:

— Мне ничего не нужно.

— Может быть, мы ещё увидимся, — прошептала Алекс. Солнышко не хотела на неё смотреть. По её голосу она догадалась, что та немного плакала, и не хотела этого видеть.

— Может быть. — Якоб всегда говорит: «Люди редко хотят знать всю правду». И она считала, что сейчас как раз такой случай. Она встала, хлопнув себя по штанам. — Может быть.

— Это несправедливо, — резко бросила Алекс, внезапно разозлившись. — Ты рисковала всем ради меня, снова и снова! А я не могу сделать то же самое ради тебя.

— Тогда сделай это ради кого-то другого. — Солнышко эта идея понравилась. Что она может сделать доброе дело для кого-то, и он сделает доброе дело для кого-то другого, и это вернётся к ней однажды по большому кругу добра. Пока этого не произошло, но можно было надеяться. — Сделай это для всех остальных.

— Для людей, а?

— Почему бы и нет? Мне нравятся люди. — Солнышко глубоко вздохнула. — Хотела бы я быть одной из них. — Алекс уставилась на неё:

— Ты —лучший человек, которого я когда-либо встречала.

И это было по крайней мере приятно слышать. Возможно, это были самые добрые слова, которые ей когда-либо говорили. Не так много, но всё же.

— Смотри-ка, — сказала Алекс со слезами на глазах, но в то же время с улыбкой. — Ты всё-таки умеешь улыбаться.

Солнышко приложила пальцы к щёкам. Они действительно казались какими-то другими, не такими, как обычно.

— Хм, — пробормотала она. — Кто же знал?

 

Вигга лежала в своей клетке.

Её не тащили. Она сама заползла. Зарылась в солому, больше похожая на крысу, чем на волчицу, и лежала в темноте, не двигаясь, не говоря и не думая, и была просто мясом, причём нехорошим.

Её всю резали, кромсали и изгрызли. Рваные раны, оставленные гигантскими зубами, зашиты каким-то идиотом. Её мучили повязки, и она срывала их, потом тревожили корки, и она открывала раны, потом другой идиот снова их зашил, а потом кардинал Жижка надела на неё железный ошейник и сказала, что если она снова будет срывать повязки, то останется без своей татуированной шкуры насовсем.

Её когда-то пороли, и быть без шкуры было ужасно.

Её нога была раздолбана в хлам. Может, заживёт. Или нет. Сейчас она не могла стоять, и ей было всё равно. Она была животным и не заслуживала стоять. Она была животным, и заслуживала носить ошейник, ползать на животе в грязи и ссать там же, где лежала, на соломе, даже не откатываясь.

Баптиста была её другом, и волчица убила её. Волчица убила её, но кровь запеклась под ногтями Вигги. Во рту Вигги всё ещё чувствовался привкус её мяса. Она царапала язык, плевалась, рыдала, блевала, забивала рот соломой и снова плевалась, но этот привкус всегда был. И всегда будет.

Она не видела более ужасного и более жалкого монстра, чем объедки, выползающие из-под библиотеки, но она была ужасней и неприглядней, потому что притворялась человеком, а иногда, на какое-то время, даже обманывала себя.

Но она была тупой идиоткой, и её было легко обмануть.

Она не была чистой. Она не была безопасной. Она была так же нечиста и опасна, как и всё, чему бог, боги или кто там наверху, позволял жить. Если там, наверху, вообще что-то было.

Она начала сомневаться.

В темноте раздались голоса:

— Ей обязательно быть в клетке?

— Конечно, обязательно, отец Диас. Вы видели, что она из себя представляет.

— Волчица… это не она, ваше преосвященство. Волчица… это… проклятие!

Презрительное фырканье:

— Не обманывайте себя думая, будто её можно исцелить. Ещё до укуса она была чудовищем. Викингом, сеявшим ужас по берегам Европы, сжигавшим церкви и убивавшим монахов ради развлечения.

— Она заслуживает нашей жалости, а не ненависти…

— Она не заслуживает ни того, ни другого. Не больше, чем псы, охраняющие Небесный Дворец. Её можно сделать оружием, чтобы поражать нечестивцев, вселять праведный ужас во врагов церкви. Вот почему ей позволили жить, и только поэтому.

Язычники заковали её в клетку, морили голодом, мучили и использовали, чтобы убивать своих врагов. И Вигга теперь видела — язычники и спасённые ненавидели друг друга не потому, что были такими разными, а потому, что были так похожи.

— Ты спасла нас, — сказал Диас. Она услышала, как он приблизился, стал говорить тише. — Ты спасла меня. — она услышала, как он скользнул пальцами по прутьям. Ещё тише, почти шёпотом. — Не один раз.

— Я рада, — прохрипела она в солому. — Но я не могу спасти себя. — она не повернулась к нему. Она не хотела его видеть. Жижка была права. Её нельзя было вылечить, и она не заслуживала ни жалости, ни ненависти. Она чувствовала волчицу внутри, скулящую, требующую, чтобы её выпустили. Никогда не спящую. Никогда не сытую. Всегда, всегда скулящую, чтобы её выпустили.

— Я не безопасная, — сказала она. — Я не чистая. — она зарылась в солому и спрятала лицо. — И никогда не буду.

 

Когда Бальтазар несколько осторожно пробирался по трапу, он поморщился в предвкушении какой-нибудь уничтожающей колкости. Спрыгнув довольно неловко на палубу, он поднял взгляд, ожидая увидеть эту раздражающую ухмылку, блеск золотого зуба за изборождёнными шрамами губами…

Но он, конечно же, ничего подобного не увидел и больше никогда не увидит. Как часто он желал, чтобы она ушла? Теперь, когда она исчезла, её отсутствие казалось чем-то невообразимым. Он всё думал о том, что должен сказать. Репетировал, что мог бы сделать. Выстраивал всё более невероятные сценарии. Он всегда представлял себе, как одержит над ней сокрушительную, окончательную победу. Или, возможно, они поймут, начнут уважать, восхищаться друг другом. Или… кто знает что? Что-то, во всяком случае. Какой-то результат. А теперь был лишь дразнящий пролог, оборванный на полуслове, начатый, но так и не обретший завершения.

Бальтазару пришлось протереть глаза, притворяясь, будто их раздражает ветер. Ему нужно было стряхнуть с