Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова

Он медленно поворачивает голову. Глаза находят меня. Сначала невидящие, потом в них вспыхивает что-то темное, узнаваемое. Я вижу, как срабатывает триггер. Мои слова — как красная тряпка. Он отталкивается от стены, встает. Шатается. Бутылка с глухим стуком падает на камни, доливая остатки джина в трещины.

— Примитивное? — его голос хриплый, срывающийся. — Ты пришла сюда, чтобы читать мне лекции? Чтобы умничать? Кто ты такая, чтобы учить меня?

Голос повышается, перекрывая шум прибоя и ветра.

— Я пришла, потому что ты ведешь себя как последний дурак! — кричу я в ответ. Страшно? Да. Но злость сильнее. — Ты вляпался по уши, использовал меня, а теперь примитивно напиваешься в тумане! И кто виноват? Ты сам! Ты знал про ее план?

— Ты ничего не понимаешь! — Он делает шаг ко мне, слишком близко. В его глазах — дикая смесь боли, гнева, отчаяния. И алкоголя. Много алкоголя. Он дышит тяжело, его лицо искажено.

Внезапная пауза. Резкая, как обрыв. Тишина, в которой слышно только наше учащенное дыхание и далекий грохот волн. Напряжение висит в воздухе. Оно стало гуще тумана, его почти можно пощупать. Джаспер смотрит на меня, не отводя глаз. Взгляд буравит, полный чего-то невысказанного, темного, неконтролируемого.

Джаспер резко сокращает расстояние между нами. Один шаг. Два. Прижимаюсь спиной к шершавой стене, а рука Джаспера впечатывается в стену возле много уха. Парень наклоняется ко мне и неожиданно целует. Яростно. Отчаянно. Как будто хочет заткнуть мне рот, заткнуть весь мир, заглушить свою боль. Грубо. Его губы давят, зубы больно задевают мою губу. Я замираю, испытывая оцепенение и шок. Тело напряжено как струна, разум пуст. Я не отвечаю. Не могу. Просто стою, впиваясь пальцами в ладони, чувствуя вкус джина и соли на его губах, слыша бешеный стук его сердца где-то очень близко.

Ненавижу! Как же я его ненавижу! Его губы жесткие, влажные от джина и соленого ветра, давят на мои с такой силой, что становится больно. Вкус алкоголя смешивается ароматом моря. Я замираю. Весь мир сужается до этого поцелуя: грубого, неожиданного, нежеланного, обжигающего губы. Его горячее и прерывистое дыхание смешивается с мои. Воздуха не хватает, и в груди полыхает ярость. Она все еще клокочет во мне, смешанная с обидой и шоком. Я пытаюсь оттолкнуть его, руки упираются в грудь Джаспера, но это все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Его пальцы впиваются в мою талию, и я чувствую себя зажатой в капкан. Это наказание? Вымещение злости? Еще один способ причинить боль?

Ловлю его наглые губы, с твердым намерением укусить побольнее, но ничего не получается. Я теряюсь и плыву под его напором.

Что-то меняется. Секунда растягивается в вечность. Губы Джаспера не становятся мягче, давление не ослабевает. Но внутри этого яростного, отчаянного захвата рождается что-то иное. Что-то голодное. Неистовое. Как будто сквозь его гнев прорывается невысказанная, загнанная в угол боль. И эта боль находит отклик во мне. Не сразу. Где-то глубоко, под слоями злости и предательства, во мне что-то вздрагивает. Забытое. Опасное.

Его язык проводит по моей губе — требовательно, почти агрессивно. И меня опаляет жаром. Он вспыхивает внизу живота — внезапный и стремительный. Он разливается по жилам, сжигая остатки сопротивления. Мое тело, только что напряженное, как в ожидании удара, обмякает. Колени подгибаются. Голова кружится, словно я пила джин, а не слизывала с его губ. Это настолько волнительно и необычно, что я теряюсь в своих эмоциях.

Я больше не его отталкиваю. Мои руки, еще секунду назад пытающиеся оттолкнуть, впиваются в плечи. Это единственная возможность, удержаться на ногах. Я отвечаю на поцелуй. Сначала неуверенно, почти неосознанно. Потом — с той же яростью, с какой он напал. Но это уже не злоба. Это страсть. Острая, всепоглощающая, пугающая своей силой. Мы больше не боремся. Мы поглощаем друг друга. Этот поцелуй — акт отчаяния для него, выплеск всей накопленной боли, потерянного контроля, страха. Для меня же он становится откровением. Жестоким, неожиданным, как удар молнии в кромешной тьме. Я открываю в себе глубину, о которой не подозревала. Глубину, способную ответить на его боль не жалостью, а таким же диким, оголенным чувством. Мир вокруг — туман, камни, рев волн — перестает существовать. Есть только этот стеклянный миг хрупкости и силы, боли и невероятного, запретного притяжения, где грань между ненавистью и чем-то бесконечно опасным и желанным стирается без следа.

Я буду об этом жалеть и очень скоро, но сейчас в этом мире только я и он. Оба сломленные, преданные и несчастные, но способные исцелить друг друга.

Очнувшись от наваждения, я резко отталкиваю Джаспера. Мои ладони с силой упираются в его грудь, и он отшатывается, на короткий миг потеряв равновесие.

Мои губы все еще горят, как после ожога, от его грубого прикосновения, от едкого привкуса джина и соли. Сердце колотится где-то в горле, гулко отдаваясь в висках. В ушах звенит, в глазах мелькают темные пятна.

— Ненавижу! — шиплю я сквозь сжатые зубы, чувствуя, как вся кровь приливает к лицу. Кулаки сжимаются сами собой, ногти впиваются в ладони. С трудом сдерживаюсь от того, чтобы вмазать ему по физиономии со всего размаха. Торможу лишь потому, что понимаю — Джаспер сейчас на взводе, пьян и зол. Он не позволит себя ударить. А я… я совершенно не готова сегодня, после всего, еще терпеть унижения. Не здесь. Не сейчас. Не от него.

Он вызывающе смотрит на меня. В его глазах — не раскаяние, а какое-то дикое, мутное торжество, смешанное с вызовом.

— А мне так не показалось, — бросает он с нахальной усмешкой. Голос хриплый, пропитанный спиртом и дерзостью, режет слух.

Этих слов хватает. Я не могу больше здесь находиться. Ни секунды. Разворачиваюсь и пробегаю к узкой, винтовой лестнице, ведущей к уличной двери. Резкий запах плесени, старого камня и чего-то затхлого ударяет в нос. Винтовая лестница круто уходит вниз, в сырой сумрак. Я не смотрю под ноги, спускаюсь почти бегом, цепляясь за холодные, облупившиеся перила, спотыкаясь на неровных, скользких ступенях. Сердце все еще бешено стучит, дыхание сбитое, рваное. Выскакиваю на улицу, навстречу свежему, соленому воздуху.

Не останавливаясь, спускаюсь по каменистой, мокрой от тумана тропинке к самой воде. Замираю на большом, плоском валуне у берега, о который с глухим шипением разбивается морская пена. Брызги ледяными иглами