Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова

— Да, — отвечаю я. Надо лечь. Закрыть глаза. Хотя бы на минуту.

— Ой, а можешь отнести мой блокнот? — просит Несси, уже роясь в своей бездонной сумке. Она вытаскивает книжечку в толстой, потрепанной темно-синей обложке. — Положи, пожалуйста, на прикроватную тумбочку. Спасибо огромное!

Она сует блокнот мне в руки. Он тяжелый, обложка шершавая под пальцами. Я автоматически киваю, соглашаясь.

— Ладно, — говорю я. — Отнесу.

Несси уже разворачивается и почти бежит прочь, ее шаги быстро затихают в пустом коридоре. Я стою еще секунду, сжимая блокнот, потом поворачиваюсь и иду к своей комнате. Ноги все еще ватные, но мысли уже начинают проясняться от движения.

Добираюсь наконец. Дверь с привычным скрипом поддается. Комната пуста, залита лунным светом, пробивающимся сквозь неплотно прикрытые шторы. Тишина. Не зажигая свет, бросаю сумку на пол, кладу книгу Несси на ее тумбочку и падаю на кровать лицом в подушку. Прохладная ткань приятно касается щеки. Только оказавшись в темноте и одиночестве на своей кровати, когда гул в ушах начинает стихать, ко мне приходит осознание, заставляющее резко открыть глаза и приподняться на локтях.

Несси… она так и не ответила на мой вопрос. Совсем. Увернулась, как угорь. Спросила сама, сунула книгу и смылась. Что она делала возле кабинета Лестрата? Почему так торопилась? Я смотрю в полумрак, блокнота на тумбочке, и чувствую, как по спине снова пробегают мурашки. В Даркленде одни загадки.

Следующее утро наступает слишком резко. Я просыпаюсь за пятнадцать минут до пары. Сердце колотится в панике. Вскакиваю, натягиваю первое, что попадается под руку — простое черное платье. Наспех чищу зубы, сгребаю волосы в хвост и мчусь по коридорам, по которым студенты спешат на пары. Завтрак? Не сегодня. Кофе? Мечта. Я врываюсь в аудиторию буквально за секунду до звонка, запыхавшаяся, с учебником, едва не вываливающимся из сумки.

До обеда честно учусь. Стараюсь вникать в лекции по истории магии, в формулы трансмутации, но мысли постоянно норовят ускользнуть — к Джасперу, к допросу, к странному поведению Несси. Заставляю себя концентрироваться. Записываю. Отвечаю, когда спрашивают. Голова гудит от напряжения и недосыпа.

После последней пары я почти вырываюсь на свободу, планируя рвануть в город, к Давиду. Но не успеваю сделать и десяти шагов от корпуса, как меня ловко перехватывает мирс Валериан, наш преподаватель из изостудии.

— Дана, ты не забыла, что у тебя сегодня занятия, — напоминает он настойчиво, но без укора. Его рука легонько, но недвусмысленно направляет меня в сторону мастерских. — Ты пропустила уже два. Нельзя расслабляться, талант требует практики.

Я внутренне вздыхаю, откладывая побег. Приходится идти с ним по длинному переходу, соединяющему корпуса.

По дороге преподаватель оживленно рассказывает о моем «потенциале», о «свежем взгляде», о том, как мои последние наброски «интересны». Меня это искренне удивляет. У меня были хорошие учителя рисования до академии. И лучшее их качество — честность. Они не боялись сказать, что работа сырая, что пропорции хромают, что свет не тот. Мои работы здесь… они посредственны. Я это вижу сама, сравнивая с работами других. Эта неприкрытая лесть мирс Валериана режет слух. Зачем?

Вхожу в просторную, светлую студию с высокими окнами. Запах масляной краски, скипидара и древесины. Кроме меня, здесь уже несколько учеников: кто-то возится с глиной, кто-то пишет натюрморт. Я молча достаю свой мольберт, закрепляю на нем лист плотной бумаги, готовлю уголь. Начинаю механически наносить линии, стараясь отогнать назойливые мысли.

Тишину студии внезапно разрывает восторженный возглас одной из девушек, сидящей у окна:

— Смотрите, паром!

Это как искра. Мы все, будто по команде, подскакиваем со своих мест и устремляемся к окнам. Внизу, у старой академической пристани, действительно пришвартовывается небольшой паром. С трапа сходит пара: мужчина и женщина средних лет, в дорогих стильных костюмах. Вновь прибывшие оглядываются, кажется, немного растерянно.

— Интересно, кто это? — шепчет моя соседка по мольберту, рыжеволосая и очень худая девчонка, которую я знаю лишь в лицо. Она прищуривается, пытаясь разглядеть детали.

— Слушайте, — тянет Киро, старожил студии, парень с вечно испачканными краской руками. Он стоит, прислонившись к раме. — Мне кажется, это родители Энси… Интересно, что они тут забыли? Пойдемте уточним? Можно, мирс Валериан?

Он оборачивается к преподавателю с вопросительным взглядом. Обычно мирс Валериан разрешал такие отвлечения, подбадривал любопытство. Но сейчас его лицо становится неожиданно строгим. Он откладывает палитру и кисти.

— Сосредоточьтесь на работе, — звучит его голос, непривычно твердый и суровый. В студии сразу становится тихо. — Занятие еще не закончилось. Какая разница, кто приехал, если приехали не к вам. Заканчивайте наброски. Сейчас же.

Его тон не оставляет возможности для возражений. Мы переглядываемся, удивленные такой резкостью, но молча возвращаемся к своим мольбертам. Шум прибоя и гудок парома за окном теперь кажутся далекими и неважными. В студии снова воцаряется тишина, но уже другая — напряженная и неловкая. Я беру уголь, но линии на бумаге кажутся чужими. Мысли уносятся к внезапно приехавшим родителям Энси. Она же уехала из Даркленда, что могло привести ее маму и папу сюда? Или Киро напутал?

Глава 9

Сосредоточиться на картине не получается. Вообще. Карандаш постоянно падает из моих рук, линии на бумаге получаются кривыми и неживыми. Все мое внимание приковано к окну, хотя паром уже уплыл, а родители Энси скрылись в здании академии. Желудок сводит от неприятного предчувствия. Что-то не так. Зачем они сюда приехали, ведь их дочь уже дома. И, по идее, их больше ничего не должно связывать с Дарклендом.

Мирс Валериан крутится возле моего мольберта чаще, чем у других. Он наклоняется, делает вид, что внимательно разглядывает мой жалкий набросок — несколько невнятных линий, обозначающих вазу.

— Видишь, здесь свет падает под углом, — начинает он мягко, указывая пальцем на мою работу. — Можно усилить контраст, сделать акцент… учти, когда начнешь работать с цветом. — Его голос звучит навязчиво-доброжелательным. Потом он переходит на отвлеченные темы. — У кого ты училась, пока не оказалась тут?

Я молчу. Киваю автоматически, не вникая в суть сказанного им. Смотрю не на рисунок, а куда-то в пространство перед собой. Со стороны, наверное, это выглядит не просто невежливо, а откровенно грубо. Но я не могу. Не могу заставить себя улыбнуться, вставить пару слов, сделать вид, будто меня волнуют светотени, или светская беседа, или сам преподаватель. Все внутри сжалось в тугой, тревожный комок. Попытки завести со мной разговор разбиваются о стену молчания. Мирс Валериан вздыхает, почти неслышно, и отходит к следующему ученику, оставляя меня в покое.

Два с половиной часа, отведенные