Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова

соленую одежду. Кристаллики соли на коже нещадно щиплют каждую царапину, заставляя меня вздрагивать и ругаться сквозь стиснутые зубы. Я ополаскиваюсь ледяной водой, смывая морскую соль. Движения резкие, поспешные. Потом хватаю большое, грубое полотенце и тру кожу докрасна, пока она не начинает гореть. Быстро закутываюсь в один из теплых халатов — ткань мягкая, шершавая, пахнет пылью, но она сухая! Это невероятное ощущение. Беру второй халат для Джаспера и спускаюсь по широкой лестнице обратно на первый этаж.

Внизу, в зале, уже весело потрескивает огонь в камине. Оранжевые языки пламени пляшут, отбрасывая на стены и потолок прыгающие тени. Тепло начинает наполнять комнату, вступая в схватку с сыростью. Я вижу спину Джаспера, склонившегося над огнем, и чувствую, как внутри что-то разжимается. Мы согреемся.

Глава 13

Я смотрю на пламя в камине, протягиваю к огню озябшие руки. Тепло ласкает кожу, заставляя дрожь понемногу отступать. Возвращается Джаспер. Он тоже переоделся в один из найденных халатов — темно-синий, слишком большой для него, рукава закатаны. Парень смыл с себя соль, темные волосы еще влажные, отдельные капельки воды скатываются по лбу и вискам. В руках он несет целую охапку толстых одеял и пару подушек в желтоватых от времени наволочках.

— Закутайся, — командует он, и я с глухим стоном облегчения принимаюсь устраиваться прямо на полу перед камином. Джаспер сгружает одеяла и подушки рядом, образуя нечто вроде гнезда. Я заворачиваюсь в одно одеяло, потом натягиваю на ноги второе, подкладываю под спину подушку. Сразу становится ощутимо теплее, тепло проникает сквозь ткань халата. Парень тем временем снова исчезает в темноте холла, бросив лишь неразборчивое: — Я сейчас.

Я зарываюсь глубже в одеяла, подтягиваю колени к груди, свернувшись калачиком. Пламя потрескивает успокаивающе, его свет мерцает на стенах. Усталость наваливается тяжелой волной, веки слипаются. Я начинаю проваливаться в теплую, темную пучину сна, границы реальности расплываются.

Но Джаспер возвращается довольно быстро. Шаги его гулко отдаются в тишине. Я с трудом приоткрываю глаза. Подмышкой у него зажаты две пыльные бутылки с темно-бордовой жидкостью. В одной руке он несет два хрустальных бокала, в другой — большую фарфоровую тарелку, на которую навалена куча всякого: орехи в скорлупе, сморщенные сушеные фрукты (похожие на яблоки и груши), и что-то темное, похожее на ломтики вяленого мяса.

— Ты где это взял? — мой голос хриплый сна. Я протираю глаза, боясь, что мне это снится.

— Обнаружил, что тут есть погреб, — Джаспер ставит бутылки и тарелку на пол рядом с нашим «гнездом». — И к нашей огромной удаче, он не пустой. Видимо, запасы на зиму или что-то в этом роде.

— А ты уверен, что это… можно есть? И пить? — спрашиваю я, скептически разглядывая сморщенные фрукты и пыльные бутылки. — Это же сколько лет тут пролежало?

Джаспер пожимает плечами, присаживаясь на корточки и вытирая пыль с горлышка одной бутылки краем халата.

— Тут все сушеное или вяленое. Такое не так быстро портится. — Он звучит неуверенно, но пытается убедить скорее себя. — А пить… пить даже нужно. Нам важно не слечь с воспалением легких после этого приключения. — Парень пытается открутить пробку на винте, но она не поддается. — И если сушеное вдруг окажется не очень, вино должно помочь. — Он усмехается без юмора. — А кроме него, честно, пить нечего. Воду из-под крана я бы точно не рискнул, видел, какого цвета она сначала пошла?

С этими словами парень бесцеремонно устраивается рядом, уютно упираясь спиной в сложенные подушки. Он забирает одно из моих одеял и натягивает его на себя. Я слегка фыркаю, но отодвигаюсь, уступая ему немного места.

Тарелку с закуской стоит между нами. Бокалы, слегка мутноватые от времени, Джаспер протирает полой халата и ставит рядом. Огонь в темном стекле пыльных бутылок. А я понимаю — выпить отличная идея. И повод есть, мы остались живы. Я так испугалась и испытала такой шок, что до меня только сейчас начинает доходить. По нашей с Джаспером вине погиб человек. И то, что Давид сам хотел убить меня и непременно сделал бы это, если смог, служит очень сомнительным оправданием.

Вино оказывается сухим, терпким, с явной кислинкой. Не самое вкусное, но после нескольких больших глотков приятное тепло разливается по замерзшему телу, добираясь до кончиков пальцев на ногах. Внутренняя дрожь, преследовавшая меня с моря, наконец-то начинает утихать, сменяясь легким покалыванием под кожей. Сушеное мясо на тарелке — жесткое, как подошва, жуется с невероятным трудом, но оно соленое, насыщенное, и пустой желудок после долгого плавания с благодарностью принимает хоть что-то, унимая первые спазмы голода. Орехи немного отсырели, сушеные фрукты сладкие и резиновые. Не самая вкусная еда в моей жизни, но, безусловно, лучше, чем ничего.

Тепло, тишина, потрескивание дров в камине — все это создает ощущение безопасности. И в этой тишине мой вопрос звучит громче, чем хотелось бы:

— Как ты думаешь, он мог выжить? — спрашиваю я осторожно, не глядя на Джаспера, а уставившись на язычок пламени, лижущий ножку стула.

Рядом со мной Джаспер замирает на мгновение.

— А какой ты хочешь ответ? — Его голос звучит чуть резче, чем обычно.

Я теряюсь. Отвожу взгляд от огня, смотрю на профиль парня, освещенный оранжевым светом. Лицо Джаспера сосредоточено. Между бровями пролегла жесткая складка.

— Правдивый, — настаиваю я тихо. — Если он не выжил… получается… — Я сглатываю комок, внезапно вставший в горле. Говорить это вслух невыносимо тяжело. — Мы убили человека?

Джаспер резко поворачивается ко мне. Его глаза в отблесках пламени кажутся темнее обычного.

— Получается, «я» убил человека. — Он подчеркивает слово «я». — Дана, Давид не тот, кого стоит жалеть. Не трать на него силы.

— А ты его знаешь? — спрашиваю я, все еще не понимая этой уверенности.

Парень пожимает плечами, отворачиваясь обратно к огню. Его плечи под мягкой тканью халата кажутся очень твердыми.

— Он хотел тебя похитить. И выкинул за борт в ледяную воду, в надежде, что ты погибнешь. Сознательно. — Он делает паузу, его голос становится тише, но жестче. — Ты, правда, считаешь, что этого недостаточно, чтобы составить впечатление о нем? Чтобы понять, что он был опасен?

Тишина снова нависает, тяжелая, нарушаемая только потрескиванием поленьев. Я обнимаю колени, зарываюсь глубже в одеяло. Страшная мысль, давно зародившаяся на задворках сознания, наконец вырывается наружу:

— Как ты думаешь, мама знала… что он представляет собой? Что он способен на такое? Что ему нужны только наши деньги.

Чувствую, как Джаспер рядом снова пожимает плечами.

— Родители часто знают про нас больше, чем мы сами. — Он