Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова

В глубине одичавшего парка возвышается особняк. Большой, с множеством темных окон, когда-то, наверное, внушительный и богатый. Сейчас он выглядит как спящий великан. Штукатурка местами облупилась большими пластами, обнажив темно-красный кирпич. Ставни на некоторых окнах закрыты криво, кое-где сорваны с петель и болтаются. Черепица на крутой крыше местами просела или отсутствует. Здание кажется структурно целым, но абсолютно безжизненным, застывшим во времени. Похоже, здесь давным-давно никто не живет. Тишина вокруг него — гнетущая и абсолютная.

Чтобы попасть внутрь, Джасперу приходится выбить окно на первом этаже. Он выбирает небольшое, в глубокой оконной нише, с потрескавшейся деревянной рамой, покрытой слоями облупившейся краски. Пыльное стекло почти не пропускает свет. Резкий, звонкий хруст разносится по погруженной в тишину округе, заставляя меня вздрогнуть. Осколки сыплются внутрь с раздражающим слух звоном. Джаспер осторожно выбивает остатки стекла рукой в рукаве, расширяя проем.

Сначала он сам залезает внутрь, опираясь на подоконник и подтягиваясь на руках. Я слышу его приглушенную ругать, затем глухой удар ботинок о пол внутри. Через мгновение его лицо появляется в темном проеме.

— Давай, помогу. — Его голос звучит хрипло, но твердо. Я хватаю за протянутые руки и ставлю ногу на выступ цоколя. Запястья парня мокрые и холодные, ладно соскальзывают, но я цепляюсь сильнее. Он тянет, я отталкиваюсь скользкой подошвой от камня, тяжело переваливаюсь через пыльный подоконник. Острые края рамы цепляются за мою мокрую одежду. Я почти падаю внутрь, но Джаспер успевает подхватить меня за плечи. Мы стоим, тяжело дыша, в облаке поднявшейся пыли, которая щекочет нос и горло, заставляя кашлять.

Пустой холл встречает нас гробовой тишиной и запахом сырости, пыли и чего-то давно забытого. Свет едва пробивается через грязные окна и разбитое нами. Напротив возвышается широкая каменная лестница, ведущая на второй этаж. Когда-то она, наверное, была белоснежной и величественной, теперь камни потемнели, покрыты серым налетом и паутиной в углах ступеней. Под ногами — огромный ковер с выцветшим, нечитаемым узором, полностью скрытый под толстым, пушистым слоем пыли. Наши мокрые следы на нем выглядят чужеродно, как кляксы.

— Интересно, кто и почему покинул это место? — шепчу я, оглядывая высокие стены с пустыми темными пятнами, где когда-то висели картины, потолок с лепниной, тоже почерневшей и местами обвалившейся.

Джаспер бегло скользит взглядом по холлу, пожимает плечами. Его лицо выражает только крайнюю усталость.

— Не знаю. — Голос глухой и безразличный. — Главное, тут не дует, как на улице. И, надеюсь, есть хотя бы одна целая кровать.

Мы начинаем медленно, осторожно обследовать первый этаж, наши шаги гулко отдаются в тишине. Комнаты огромные, пустые или полупустые. Гостиная с гигантским, пустым пространством, где только тени да пыль. Кабинет с массивным, почерневшим дубовым столом, покрытым слоем пыли, как бархатом, и пустыми книжными полками вдоль стен. Столовая с длинным столом. Везде следы давнего запустения: паутина в углах, отслоившиеся обои, пятна сырости на потолке. Воздух тяжелый, спертый.

Останавливаемся в самой большой комнате — просторной зале. Высокие окна, потемневший паркет, и главное — большой камин из темного камня с массивной дубовой полкой. Пустой и холодный.

— Надеюсь, бывшие хозяева нас простят, — задумчиво говорит Джаспер, подойдя к камину и заглянув в черную топку. Парень потирает руки, пытаясь согреть побелевшие пальцы. — Но альтернативы нет, топить придется мебелью. Не уверен, что сейчас моих сил хватит на поиск дров. Дана, тебе надо переодеться. Срочно. — Он поворачивается ко мне, и я вижу, как он дрожит всем телом, губы бледные. — Да и мне тоже. Поищи что-нибудь в шкафах, наверху. Даже старое одеяло подойдет. Все, что может согреть и высохнуть быстрее наших мокрых тряпок.

Чувствую, как холод пробирает меня до костей, зубы начинают стучать. Мысль о сухой ткани кажется здравой. Согласно киваю, обнимая себя за плечи, чтобы хоть как-то сохранить тепло, и поворачиваюсь к темному проему двери, ведущей обратно в холл и к лестнице.

Пока Джаспер возится с камином внизу, я медленно, шаг за шагом, начинаю обходить огромный, молчаливый особняк. Мои мокрые ботинки оставляют темные отпечатки на пыльном паркете. Тишина здесь не просто отсутствие звука, а нечто тяжелое, давящее, что нарушают только мои неуверенные шаги и скрип старых половиц под ногами.

Я заглядываю в комнату за комнатой. В некоторых гуляет ветер. Окна выбиты, и рамы зияют пустотой. Соленый, влажный воздух с моря врывается внутрь, принося с собой запах водорослей и сырости. Он оставляет следы: белесые, кристаллические разводы на некогда дорогом, темном паркете

Я не могу отделаться от мысли: что же заставило владельцев такого явно шикарного места бросить все и уехать? Причем, судя по всему, в спешке? Ответов нет.

Мебели почти не осталось. В комнатах — лишь то, что было слишком громоздким, чтобы увезти, или то, что потеряло всякую ценность. На втором этаже, в просторной спальне, стоит массивный встроенный шкаф из темного дерева, его дверцы приоткрыты. Рядом — огромный остов дубовой кровати. На нем даже матрас сохранился, хоть и продавленный посередине, местами подпевший и покрытый желтоватыми пятнами времени.

Внизу, в шикарном зале, который, наверное, видел балы, теперь царит запустение. Посередине стоит пришедший в полную негодность рояль. Крышка откинута, показывая ржавые струны и пыль внутри. Клавиши пожелтели, многие запали или вообще отсутствуют. У стены притулился огромный угловой диван, некогда роскошный, а теперь его обивка покрыта серо-зелеными пятнами плесени.

Я открываю дверцы большого платяного шкафа в одной из спален второго этажа. Внутри, на вешалках висят несколько плотных, добротных халатов. Они все еще в прозрачных упаковочных чехлах, застегнутых на молнию. Кажется, их никогда не надевали! Облегчение теплой волной разливается по моему замерзшему телу.

Тут же, на полках, сложены стопки полотенец, подушек в хлопковых наволочках и отсыревшее, пахнущее затхлостью постельное белье. Видимо, эта комната некогда была гостевой спальней, и наше везение сегодня безмерно. Я благодарно глажу гладкую ткань халата сквозь пленку.

В соседней мраморной ванной комнате кран покрыт толстым слоем ржавчины и известкового налета. Я с усилием пытаюсь его повернуть. Металл скрипит, не поддается. Я налегаю всем весом, стиснув зубы. Слышится резкий скрежет, и вдруг — рывок. Кран с хрипом подается! Сначала из него вырывается воздух, потом — бульканье, и наконец, толчками, начинает литься вода. Непонятного, ржаво-бурого цвета, с запахом железа и стоявшей в трубах сырости. Я смотрю, как струя постепенно становится светлее, прозрачнее.

Подогревающие артефакты, встроенные когда-то в стены давно мертвы, их рубиновые сердцевины потускнели. Но сейчас и это не важно. Я быстро сбрасываю мокрую,