Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

Лесная баба завыла горестно, опуская майора на землю. Тот свернулся в клубочек и, не найдя сиську, захныкал, снова принялся сосать палец.

Гыргалица, набычившись, враскоряку пошла на противников; огромные груди раскачивались при каждом шаге, а ноги утопали по щиколотку в болотистой почве, выворачивая комья грязи.

– Слухать она не собирается… Работаем, хлопче!

Максимка достал кадку запасенной из дому соли и быстро высыпал остатки, замыкая защитный круг. Гыргалица карабкалась вверх по склону, ставила ноги меж обнаженных древесных корней, чтобы не скользить в грязюке. Тут она резко остановилась, будто ударившись лбом о твердое стекло. Взвыла и взялась обходить – вдоль ее пути то и дело встречались полосы щедро рассыпанной соли.

Зна́ток в это время достал с кармана мешочек и высыпал из него на ладонь ингредиенты для заговора, за которыми пришлось заскочить до дому: сушеную волчью ягоду и отрезанный у Полкана клок шерсти. Рычащей от злости гыргалице приходилось идти по узкой тропинке меж белых дорожек. Максимка старался не смотреть на пугающую размерами фигуру чудовища; белесые глаза лесной бабы бешено вращались, обещая лютую смерть любому, до кого та доберется.

– Максимка, ну-кась подсоби!

Ученик с третьего раза поджег спичку – руки тряслись от волнения. Приблизил огонек к ладони Демьяна, взглянул вопросительно:

– Больно ж будет?

– Жги давай! А потом замыкай ее, як я тебе казал. Не оплошай тольки, не то враз сиськи отведаешь.

Сор на ладони Демьяна вспыхнул от огонька, зна́ток поморщился и быстро забормотал заговор:

Чернобога псы стерегут врата,

Мост меж Навью и Явью,

Придите, псы, за ночною хмарью,

За убегшей тварью…

Гыргалица уперлась в очередную невидимую преграду – буквально в пяти шагах от них. Максимка схватил кадку Демьяна, бросился вкруг жуткой бабы, следившей за ними мертвыми белесыми зенками. Зна́ток от боли повысил голос:

Остры клыки,

Лапы быстры,

Придите из тьмы…

Прежде чем гыргалица успела сообразить, Максимка высыпал соль, замыкая второй защитный круг – вокруг нее самой. Лесная баба бросилась на ученика, но ударилась лбом о невидимый барьер и отшатнулась. Демьян уже почти кричал; сор на его руке догорел, превратился в сажу.

Приходите, псы,

За мясцом нечистым,

По берегам каменистым,

По ямам смолистым…

Максимка услышал страшный грохот, как если бы сотня солдат маршировала подкованными железом сапогами по тротуару. Мрак сгустился, полумесяц в небе потускнел. Среди древесных стволов заметались тени, еще более густые, чем тьма, и раздался гулкий собачий лай.

– Глядеть на их не вздумай! – прервал заговор Демьян, и Максимка тут же зажмурился, но так оказалось еще страшнее. Запахло дохлой псиной, уши прорезал страшный, неестественный вой – так, наверное, выла бы собака, если ее разрезать надвое да вывернуть наизнанку. От этого воя хотелось опростаться всеми кишками и помереть, но почему-то Максимка был уверен, что и в этом случае почувствует на себе остроту их клыков.

Где-то рядом корчился от боли Демьян – волчьи ягоды и шерсть должны прогореть до конца, иначе заговор не сработает. Пустота, наполненная звуками чуждого мира, продолжала расширяться, оттуда рвались в Явь создания, еще более кошмарные, чем гыргалица.

– Стойте! Хорош! Да спыняй ты, Демьян!

Кто-то кричит. Зачем, что ему нужно? Максимка с трудом поднял голову, осторожно разлепил глаза, чтобы остались только щелочки, и увидел жениха, Валентина. Его нарядный свадебный костюм был напрочь изгваздан – с плеча свисала какая-то тина, на лицо налипла болотная ряска. Жених тормошил знатка за плечо и причитал:

– Демьян, остановись! Молю, прекрати!

Зна́ток умолк, затушил землей огонек на ладони. Навь еще угрожающе побурлила совсем рядом, но звуки становились тише, а силуэты псов заскулили, потеряв ориентир. Топот сапог будто свернул в сторону, начал затихать. Холодная тьма отступила, заструилась черными ручьями дыма под ногами.

– Дякую, дякую, Демьян Рыгорыч! – Валентин тряс здоровую руку знатка; тот еще мало соображал – приходил в себя после ритуала. – Не погубил мамку. Век должен буду!

Гыргалица застонала, протянув длинные руки к Валентину. Тот безбоязненно заскочил в защитный круг и обнял чудовище – насколько хватило рук. Головой он едва доставал ей до груди.

– Ну шо ты, мама, спужалася? Усё хорошо буде, не палохайся. Тьфу ты, упеленала, як младенца, насилу выпутался. Ну тишей-тишей…

– Слышь, Валя… – угрожающе начал Демьян, баюкая обожженную руку.

– Прости, прости, Демьян Рыгорыч! И ты, малой, прости. Виноватый я, и она виновата!

Гыргалица сунула жениху сиську, тот со смехом увернулся.

– Уж скоро сам батькай стану, а она меня все накормить пытается! Ты пойми, Демьян Рыгорыч, она ж меня спасла от немцев, выходила, выкормила. Не хочет сына отпускать, вишь як.

– А меня ваше горе колышет? Нельзя ей к людям, а людям сюда нельзя – таков уговор был!

– Не повторится такого, от те крест! Она, мабыть, на свадьбу тайком прошуршала – поглядеть да благословить, видать, а там Сизый Нос про квартиру в райцентре ляпнул – вот она и не удержалась, свистнула прям из-под фаты. Боится, верно, что уеду в город, одну ее оставлю.

– А как она проникла-то? Пригласить ее должны были. Это ты подкинул? – Демьян показал найденный на свадьбе предмет – веточки чертополоха, скрученные вместе прядкой черных волос.

– Шо гэта? – прищурился Валентин.

– Скрутка ведьмина, дурак! Подбросили ее, шоб твоя мамка навестить смогла. Иначе нияк ей не явиться, без разрешения. Кто напакостил так?

– Мама, кто ж тебя пригласил? – Жених задрал голову посмотреть гыргалице в глаза, но та по своему обыкновению молчала.

Максимка поежился при мысли, каково это – стоять так близко к лесной бабе. А Валентину ничего, будто и впрямь мать обнимает, а не чудище какое. А лицо у того чудища было мокрое от слез. Великанша всхлипнула и погладила «сына» по голове. Поглядела волком на Демьяна, прижала к себе покрепче Валентина. Без слов было ясно, что она хочет сказать – не отпущу!

– Ну ты чего, мама, я коли перееду, то буду в гости ездить, гостинцы привозить…

Гыргалица замотала головой и зарыдала пуще прежнего.

– Дядька Демьян, не пустит она его, – тихо сказал Максимка, – так и будет нам в Задорье концерты устраивать.

– Да-а… – смущенный слезами женщины, даже такой, Демьян почесал бороду. – Нехорошо это – мать с сыном разлучать. Мать не бросают…

Валентин крепко обнимал гыргалицу, шепча что-то успокаивающее, словно уже