Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов

– Черт возьми, а я надеялся, что хоть сегодня меня не потревожат… – печально сказал Корсаков, допивая кофе, а затем взглянул на Павла: – Составишь компанию?

– Конечно! – вскочил с места Постольский, слегка покачнувшись.

– Великолепно! Господа, по коням! Вернее, в экипаж!

* * *

Возница, к которому Постольский уже успел привыкнуть, без лишних вопросов щелкнул кнутом. Лошадь бодро заржала – и они понеслись по опустевшему на ночь Невскому проспекту, освещаемому тусклым светом фонарей. И десяти минут не прошло, как ландо остановилось у парадного крыльца монументального здания, построенного при Николае I. На поздних посетителей мрачно взирали гигантские статуи могучих атлантов.

– Миллионная, тридцать пять, – невозмутимо объявил кучер.

– Благодарю, любезный! – бросил Корсаков, выкатываясь из экипажа.

Витальев провел их темными коридорами и лестницами куда-то в огромный подвал. Это был длинный каменный зал с низкими потолками и арочными сводами, поддерживаемыми грубо оштукатуренными колоннами. Стены, покрытые известковой побелкой, местами облупились от времени и сырости. По краям зала стояли тяжелые деревянные верстаки, заваленные ящиками и предметами древности. Из-за царящей полутьмы Постольскому стало не по себе – он не очень хотел приглядываться к содержимому этих коробок. В воздухе стоял густой запах – смесь смолы, воска, металла, пыли и затхлости, напоминающей о старых склепах. Где-то гудела печка, но тепла от нее почти не было. Свет давали только четыре керосиновые лампы в центре зала, стоящие вокруг каменной статуи. Видимо, это и был саркофаг, о котором рассказывал Витальев. Павел заинтересованно пригляделся, пытаясь разобрать детали.

Каменный саркофаг поразительно хорошо сохранился – гладкая поверхность почти не пострадала от времени, лишь в углублениях орнамента виднелись следы пыли и копоти. Рельефные узоры покрывали крышку и бока. Постольский ничего не понимал в египетской мифологии, но по сюжетам предположил, что видит сцены поклонения каким-то древним богам. Особенно выделялась центральная панель, где фигура покойного будто бы тянулась к летящей птице, окруженной россыпью звезд и солнечных дисков.

– Василий, это я! – громко крикнул Серж. – Я привел Корсакова!

Ответом ему стала тишина. Троица подошла поближе к саркофагу и остановилась. Вокруг было пугающе тихо.

– Василий? – уже не так уверенно повторил Витальев. – Василий, где ты?

Он сделал несколько шагов к саркофагу, озираясь вокруг. Павел последовал за ним. Корсаков остался на границе мерцающего круга света, внимательно оглядываясь по сторонам.

– Что же случилось? – испуганно спросил Серж.

– Может быть, ваш коллега ушел домой? – предположил Постольский. – Или его что-то напугало?

– Он не мог просто так уйти! – воскликнул Серж. – Корсаков, что случилось с Василием? Где он?

– В саркофаге, конечно! – меланхолично отозвался Владимир.

Павел и Серж повернулись к нему с выражением ужаса на лицах.

– Mon Dieu! C'est vraiment difficile d'être moi-même…[26] – пробурчал Корсаков, закатив глаза, а потом, обращаясь к Постольскому и Витальеву, словно к неразумным детям, принялся объяснять: – У стула, рядом с которым вы стоите, разлилась лужа крови… Нет, стойте! Ладно, поздно, Постольский в нее уже наступил. Но это не важно. Важно, что она не могла натечь из саркофага. Под ним тоже есть маленькая лужица, но смазанная при этом. Пролегшие по полу царапины, слегка припорошенные каменной пылью и подчеркнутые как раз тонкой кровавой линией, образуют правильный полукруг в непосредственной близости от гроба. Все эти детали указывают на то, что, пока загипнотизированный Лапин сидел на стуле, саркофаг открылся, а его обитатель вышел наружу. Кстати, да, не слышу вопроса: «Почему ты считаешь, что Лапин был загипнотизирован?»

Корсаков оглядел их, ожидая, что либо Постольский, либо Витальев действительно захотят его спросить, но, не дождавшись, продолжил:

– Потому что саркофаг явно открывался очень шумно, ведь его дверь скребла по каменному полу. Если бы Лапин был в сознании, то, услышав этот шум, попытался бы сбежать – вполне логичная реакция для человека, вынужденного дежурить в одиночку ночью в подвале Эрмитажа, карауля плачущий кровью древнеегипетский гроб. Он этого не сделал. Обитатель саркофага вышел наружу, подошел к нему и убил. Значит, Лапин был не в состоянии двигаться, парализованный ужасом или, что вероятнее, завороженный некими чарами. Убив Василия, обитатель саркофага зачем-то закрыл створки обратно. Зачем? Чтобы спрятать там что-то или кого-то. Вариантов не так много. Выбираем самый очевидный и приходим к выводу, что Лапин (или то, что от него осталось) сейчас в саркофаге. Надеюсь, я ответил на твой вопрос, Серж?

Закончив речь, Корсаков вновь уставился на Постольского и Витальева, будто ожидая аплодисментов. Их не последовало.

– Владимир, это было неуместно, – осторожно заметил Павел.

– Мы сейчас говорим о моем друге! – воскликнул Серж. – Друге, который, по твоим словам, погиб! Можно проявить хоть толику уважения?!

Судя по лицу Корсакова, в этот момент в нем боролись стыд за свои слова и упрямство, не желающее признавать их неправильность. Вышла ничья.

– Да, пожалуй, вы правы, – без особого раскаяния признал Корсаков. – Однако моя гипотеза нуждается в проверке. Павел, возьми лампу, будь добр. Надо попытаться открыть саркофаг.

Сам он, едва заметно покачиваясь, подошел к каменному гробу и начал простукивать его рукоятью трости. Витальев схватился за сердце:

– Корсаков, остановись, ему же несколько тысяч…

Владимир бросил на приятеля один-единственный взгляд, и тот замолчал, поняв всю глупость защиты древности в подобных обстоятельствах. К Корсакову меж тем присоединился Постольский с керосинкой. Владимир извлек из кармана очки для чтения и принялся внимательно изучать поверхность саркофага, бормоча себе под нос:

– Хм… Действительно, кровь, это несомненно. Каких-либо отверстий, через которые она могла бы сочиться, я не вижу, что странно. Хотя… Над глазами есть небольшое углубление… Серж, скажи, вы получили саркофаг уже таким? Во лбу у… э-э-э… лица, нарисованного поверх створки, ничего не было?

– Нет, – ответил Витальев. – Меня тоже это немного удивило, ведь в остальном он практически не тронут. Кстати, что скажешь про письмена на нем?

– Скажу, что ты прав, помимо типичных египетских иероглифов здесь начертаны совсем нетипичные изображения…

– Ты разбираешься в иероглифах? – поразился Павел.

– Немного, куда же без них. Египтяне знали толк в оккультизме и темных искусствах. Но тут, похоже, поработали не они.

– Почему? – спросил Серж.

– Pardon, не совсем правильно выразился, – поправился Корсаков. – Безусловно, работали над ним египтяне, но символы они привнесли чужие. И, кажется, мы с тобой, Павел, недавно видели похожие…

– Алтарь в пещере! – ахнул Постольский.

– Именно. А до этого они использовались в доме баронессы Ридигер, в ритуальном кольце из юнкерского училища, в болгарском подземном храме…

– О чем вы? – недоуменно спросил Витальев.

– Гм… – пробурчал Корсаков, вспомнив о его присутствии. – Прости, Серж, но ради