Не заходи в воду - Данила Юрьевич Конев

Кощей вновь вызвал столп огня, но Курьяк был готов. Он пригнулся, пламя пронеслось мимо и обрушилось на избу. Та вспыхнула, словно вязанка хвороста, осветив поле битвы.

– Так гораздо лучше, – хмыкнул Кощей. – Я хочу, чтобы ты видел, как рушится то, что у тебя есть. Как умирает от ран твой внук, как горит твой дом. Ты отнял у меня столько лет, а я отберу у тебя все.

Курьяк встал на колени и положил меч на землю.

– Ты победил, я сдаюсь, – горько воскликнул он.

– Глупец, ты думаешь, если склонишь колени, я пощажу тебя?

– Не меня, внука, – взмолился дед.

Кощей вплотную подошел к сдавшемуся врагу и пальцем приподнял его подбородок, чтобы посмотреть в глаза.

– Может, и пощажу Миляту, а может, отправлю его обратно к Водяному. Будет до скончания веков прозябать в Ином мире, не имея права даже двинуться без приказания.

– Лучше сам отправляйся туда! – взревел Курьяк, выхватив осиновый кол из-за пояса.

Удар был сильный, точный, выверенный. Кощей захрипел, схватившись за рану на шее. Кровь начала заливать его одежду. Колдун свалился на землю, а через мгновение затих навсегда.

– Внучок, – переводя дыхание, прохрипел дед. – Ты живой? Слышишь? Мы победили.

Милята хотел крикнуть, предупредить, что дед убил двойника, а враг стоит за спиной, но боль стала настолько невыносимой, что разум его окончательно помутился.

Последнее, что Милята услышал, – душераздирающие крики Курьяка и смех Кощея. А потом темнота и тишина окончательно поглотили его.

Глава 4

Тревожный колокольный звон разбудил новгородцев в самое темное и холодное время суток – прямо перед рассветом. Люди повскакивали со своих постелей, ничего не понимая. Сонные, они высыпали на улицы, обсуждая, что случилось. Со всех сторон раздавались голоса:

– Убили, убили!

– Кого?

– Послов к варягам! – говорили одни.

– Нет, князя нашего убили, а не послов, – возражали другие.

– Варяги идут к городу, быть осаде! – кричали третьи.

Новгородцы группами стягивались в детинец[3]. Там, у тринадцатиглавой церкви Святой Софии, собиралось вече.

Сердце Василисы билось так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Она неслась не разбирая дороги. Только не на вече, а совсем в другую сторону, в дом Творимира.

– Ты, песий сын! – заорала она на хозяина усадьбы, когда тот вышел во двор, чтобы встретить раннюю гостью.

Заспанные слуги удивленно взирали на то, как какая-то молодая девка поносила хозяина.

– Урод! Ненавижу! Проклинаю весь твой род до десятого колена! – кричала Василиса в бессильной злобе. – Проклинаю…

Она опустила голову и, закрыв лицо руками, горько заплакала. Творимир молча подошел и попытался ее обнять.

– Не смей трогать меня! – оттолкнула его Василиса. – Из-за тебя мой отец мертв!

– Его убили те, против кого я и выступал, – спокойно возразил Творимир. – Я говорил, что варяги принесут с собой лишь зло. Я предупреждал епископа, посадника и старост, но не все хотели слушать меня. И вот результат.

– Свои поганые речи оставь для веча! – злобно прошипела Василиса. – Там будешь сказки напевать. Ты знал, что варяги убьют послов, ведь они подчиняются тебе!

– Это не совсем так. Я просто заплатил им за услугу.

– Молчи! – рявкнула Василиса и с размаху ударила Творимира по губам. Он пальцами вытер со своих уст кровь.

– Думаешь, в этом городе кто-то, кроме варягов, осмелился бы убить людей епископа? Я нанял их для защиты, но я им не хозяин. И наш князь им не хозяин. Магнус Мертворожденный, могущественный ярл гетов, их истинный повелитель.

Творимир приказал холопам разойтись и оставить их одних. Лишь тусклый свет лампы в руке Василисы разбавлял мрак.

– Самое темное время всегда перед рассветом, – сказал Творимир. – Князь Владимир решил отдать Киев своему младшему сыну Борису, обойдя старшего Ярослава. Наш князь взбунтовался и обратился к ярлам гетов за помощью. За Варяжским морем настали темные времена, геты хотят выйти из подчинения конунга Олафа, который правит в землях свеев и гетов. И если Ярослав одержит победу, то направит свои войска против Олафа. Начнется большая война. Я должен был помешать их союзу. Я уже договорился с воеводой варяжской дружины, Сигурдом Железноруким, у меня было достаточно серебра для этого. Оставалось сделать все чисто, чтобы к Сигурду не возникло вопросов. Новгородцы пригрозили бы силой расправиться с варягами, а те бы покинули Русь, сославшись на нарушение договора Ярославом. Союз был бы разорван. Никто не должен был пострадать. Я не знаю, что пошло наперекосяк.

Василиса молча слушала рассказ Творимира, стараясь не упустить ни одного слова. Смотрела на то, как он пытается выкрутиться в очередной раз. Василиса считала себя умной девушкой, способной на многое, на гораздо большее, чем думал отец. Даже он в конце концов признал ее талант. Василиса умела использовать людей в своих интересах и гордилась этим, но этот человек запутал ее и сбил с истинного пути. Он был злом. Неужели она пожертвовала Милятой, взяв такой грех на душу, чтобы отец прожил так мало и умер так глупо? Теперь ни Миляты, ни отца. Носка она тоже оттолкнула. Какая же она была дура, что поверила Творимиру, что влюбилась в него! Да, это было единственное разумное объяснение для нее самой, почему она делала все, что бы ни приказал этот человек. Она влюбилась не в его пухлые губы и чувственный взгляд, который, несомненно, притягивал девушек, а в его ум, в то, как он ловко жонглировал людьми и обстоятельствами, словно скоморох с ярмарки жонглирует яблоками. И Василиса сама стала одним из этих яблок, что использовали на потеху публике, подкидывая вверх бесчисленное количество раз.

– Ты использовал меня и моего отца в своих гнусных целях, – наконец процедила она. – Все это время я слышала от тебя лишь ложь. И про то, что ты хочешь помочь мне. И про то, что желаешь добра Новгороду. И про то, что любишь меня… – На последней фразе ее голос дрогнул, но это была мимолетная слабость. Через мгновение Василиса вернула себе самообладание, но Творимир уже перехватил инициативу.

– Послушай, ты же умная девочка, ты должна понять. Я не задумывал ни против тебя, ни против Новгорода ничего дурного. Моя задача была разорвать союз гетов и Ярослава Владимировича. Я хорошо знал Садко, он был сильным и принципиальным человеком, со стержнем. Я это уважал. У меня и в мыслях не было причинить ему вред! Я лишь хотел помочь тебе продвинуться туда, куда ты сама желала. Куда заслуживала сесть и по уму, и по происхождению, но не могла в силу многих причин. Я правда не