Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок

— Что ты тут делаешь? — сухо спросил иммунолог, окинув взглядом стоящее у Вадима существо. Вадим тяжело вздохнул и кивнул на эксперимент.

— Пытался… вернуть. Хотел проверить, можно ли зомби сделать человеком обратно. Или хотя бы дать им память, личность.

Он снова посмотрел на стоящую оболочку. Та вяло подняла руку и ткнула пальцем в пустоту, пробормотав:

— В... ва… да...

Губы Вадима дернулись, но смысла в этом звуке не было, всего лишь случайная цепочка. Он повернулся к Исаеву и добавил глухо:

— Результат так себе.

Исаев медленно обошел стоящее существо по кругу, щурясь, словно рассматривал не бывшего человека, а неудачный образец в лабораторной культуре. В какой-то момент он остановился, сделал пометку на планшете и только тогда поднял глаза на Вадима.

— А чего ты ожидал? — спросил он с почти раздражающим спокойствием. — Что из этого киселя снова получится человек?

Вадим прищурился.

— Киселя?

— Да, — кивнул Исаев и ткнул пальцем в висок существа. — Хронофаг, по сути, превратил больше половины его мозга в… условно говоря, белковый пудинг. Потом сам же попытался собрать обратно. Криво. Косо. С нарушением всех возможных правил нейроморфологии.

Он говорил все быстрее, как будто лекция была давно готова и только ждала повода выйти наружу.

— Представь себе мозаичный витраж в соборе. Разбить его в пыль, а потом попробовать склеить заново. Картинка уже никогда не будет прежней. Тут то же самое, синаптические сети, ответственные за долговременную память, когнитивные функции, личность разрушены и собраны заново, но с искажениями. Вот результат. Набор рефлексов и случайных ассоциаций. Бормотание отдельных слов без понимания, ни структуры, ни семантики.

Вадим нахмурился, пытаясь возразить:

— Но у Насти же вернулся разум. Постепенно.

— У Насти, — Исаев поднял палец. — Мозг не был разрушен настолько сильно. Там синаптическая архитектура сохранилась, пусть и поврежденная. Плюс компенсаторные механизмы, регенерация и... твой фактор. Возможно, синхронизация с альфой запустила какие-то процессы перестройки, что-то вроде нейропластичности в экстремальном масштабе. Это редчайшее исключение.

Он снова взглянул на бормочущего новичка.

— У него же все иначе. Личность уничтожена. Остались ошметки. Улей пытался слепить обратно, но сделал это с ошибками. У стабилизированных зараженных первой стадии мутации часто заходят в тупик именно из-за этих ошибок, как если бы программа генетической реконструкции дала сбой на каждом третьем шаге.

Существо в этот момент уронило голову набок и бессмысленно заулыбалось. Вадим ощутил, как в груди нарастает раздражение и безысходность одновременно.

— Значит, все? — выдавил он хрипло. — Никаких шансов?

Исаев пожал плечами.

— На данном этапе? Нет. Личность нельзя восстановить из триллионов осколков. Это не библиотека, где можно переписать утерянные тома по каталогу. Это хаос.

Он сделал короткую паузу и добавил жестко:

— Привыкай к мысли: зомби, это уже не люди.

Вадим скрестил руки на груди, нахмурившись. Его взгляд не отрывался от безмозглого омеги, но слова были адресованы Исаеву:

— Ты говоришь, что вернуть личность невозможно. А я тебе напомню: мне на стрелке с кудровскими треть башки отстрелили. Треть! — он постучал костяшками по виску. — И сердце у меня не билось несколько часов. Биологически я был трупом. По всем законам нейрофизиологии мой мозг должен был превратиться в тыкву. И что? Ни заметных отклонений, ни амнезии. Все помню, все понимаю, где тут твои ''необратимые разрушения''?

Исаев вздохнул, словно готовился объяснять азы медицины школьнику.

— Во-первых, у тебя совершенно другая физиология на клеточном уровне, — Он щелкнул пальцами. — Высочайшая концентрация гемоглобина в крови, плюс модифицированные эритроциты с повышенной кислородной емкостью. Зараженный в состоянии анабиоза может выдерживать гипоксию мозга в десятки раз дольше, чем обычный человек. Во-вторых, повышенная экспрессия HIF-1α, фактора, регулирующего устойчивость клеток к недостатку кислорода. У тебя он работает на порядок активнее нормы. В-третьих, у зараженных ускорены механизмы репарации ДНК и стабилизации мембран нейронов. Обычный человек умирает от каскада апоптоза через шесть-восемь минут остановки сердца. У тебя апоптоз заблокирован, вместо него включаются механизмы аутофагии с последующей реконструкцией ткани.

Вадим приподнял бровь.

— Говори проще.

— Проще? — Исаев ткнул стилусом ему в грудь. — Возвращаемся к разговору про уникальность, по сути ты — экспериментальный образец, которому повезло. Улей вложил в твою реконструкцию колоссальные ресурсы, сделал все идеально, без ошибок.

Он мотнул головой в сторону омеги.

— А вот здесь честно старались, но мозг был разрушен критически, синаптическая карта стерта изначально. Улей попытался собрать заново, но с ошибками и пробелами, несовместимыми с личностью.

Вадим стиснул зубы.

— Значит, ты хочешь сказать, что мой случай — исключение из правила?

— Именно. — Исаев развел руками. — Твое ''воскрешение'' — комбинация крайне редких обстоятельств: сохраненная целостность ключевых зон коры, уникальная совместимость с вирусом и огромный ресурс улья. Обычные зомби таким шансом не обладают.

Существо рядом снова пробормотало что-то вроде ''ма-ма'', склонило голову и захихикало. Исаев лишь холодно глянул на него:

— Вот и весь ответ.

Настя до этого молча стояла у стены, но теперь резко шагнула вперед.

— Ты слишком категоричен, Артур, — ее грубоватый голос дрогнул. — Если Вадим смог вытащить меня, значит шанс есть. Может, не у всех, но у кого-то еще точно. Мы не можем просто так списывать этих людей… Когда-то этот упырь был человеком! У него были родители, друзья, жизнь! Ты называешь это мясом?

Исаев остался невозмутимым. Он смотрел на Настю так, словно перед ним не человек, а пробирка с образцом крови.

— Именно, — его голос звучал холодно и уверенно. — Зомби — это тупое мясо. Стерильный биологический субстрат. Хронофаг не просто повредил их мозг, он уничтожил карту личности, память, ассоциативные связи. Остались лишь разрозненные осколки, не пригодные для восстановления.

Он начал быстро выкладывать факты, почти тараторя:

— У обычного человека при инсульте погибает участок мозга, но соседние зоны берут на себя часть функций. У зомби же мы имеем полную деструкцию. Вирусные ферменты превращают половину нейронов в глиальные клетки, синапсы перерезаны, аксонные пути разорваны. В лучшем случае биомасса собирает это обратно ''на глазок''. Понимаешь?

Омега снова издал звук, на этот раз ''да-да''и захлопал ладонями.

— Это не прежний человек, Настя, — жестко продолжил Исаев. — Это биологическая кукла, в лучшем случае заготовка для нового человека. Думать, что здесь можно воскресить погибшую личность, все равно что пытаться собрать разбитое зеркало из песка. Сосредоточиться нужно на тех, кто еще жив. Вот где перспектива. Тестировать людей на генетическую совместимость с ульем, выявлять носителей подходящих аллелей. И дальше прививать эти маркеры всем остальным. Эпигенетическая терапия, векторная модификация, CRISPR-редактирование, что угодно. Тогда мы создадим стабильное население, способное жить бок о бок с вирусом.

Он посмотрел