Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

Ступицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень:

Можешь коней изувечить или́ раздробить колесницу,

В радость ристателям всем, а тебе одному в посрамленье!

Будь, мой сын, рассудителен, будь осторожен, любезный!

Если уже близ меты возьмешь ты перед и погонишь,

Верь — ни один из возниц ни догонит тебя, ни обскачет,

Даже хоть следом бы он на ужасном летел Арейоне,

Бурном Адраста коне, порождении крови бессмертной…[216] —

декламировал Посидоний во все горло, так что слышно было в соседних домах.

— Не хотите ли и вы уйти? — спросил Кесарий, быстро, но внимательно прочитывая свои таблички.

— Перестань, Кесарий, мы тебя не бросим, — ответил Каллист. — Но я думаю, что тебе-то как раз и стоит пойти на ипподром.

— Это с чего ты взял?! — возмутился архиатр, отрывая усталый взгляд от записей.

— Потому что там будет император Юлиан. И тебе непременно надо…

— Императора Юлиана там не будет, — перебил его Кесарий. — Он ненавидит ипподромы и конские бега. И в этом мое счастье. А несчастье мое в том, что он любит жертвоприношения, на которых должен присутствовать сенат в полном составе. Я скоро его гимн Матери Богов наизусть знать буду. Хоть бы он разок в асклепейон сходил, что ли… тогда бы я лучше представлял себе, что там можно реформировать.

— Но ты же бывал в асклепейонах, Кесарий! — удивился Каллист.

— Я же там только оперировал и особенно не интересовался, как у них там все поставлено, — ответил со вздохом Кесарий. — Знаю, что там есть галерея, абатон… там священный сон происходит… во время этого сна я и оперировал, а больные думали, видимо, что это сам Асклепий или Махаон с Подалирием… ну, вот и все, пожалуй. А теперь надо реформировать асклепейоны, чтобы они стали соответствовать благородной религии Гелиоса.

Он в сердцах бросил восковые дощечки на стол.

Все трое приуныли.

— А он заставляет сенаторов жертвы приносить? — спросил Каллист сочувственно.

— Нет, пока не заставляет, — ответил Кесарий. — Ты что думаешь, я там жертвы Гелиосу приношу? Просто стою, и все. Работа такая у меня. Сенаторская.

— Я так и знал, что ты не принесешь никогда жертвы, — сказал Каллист.

— Смешной ты, Каллистион! — немного раздраженно сказал Кесарий. — Неужели ты, как мой папаша, думаешь, что для меня Христос ничего не значит по сравнению с сенаторской тогой?

— Я так не думаю, — решительно возразил Каллист.

— Кстати, ты письмо ему написал?

— Кому? — переспросил Каллист.

— Папаше моему, конечно! — вскричал Кесарий.

— Папаше? — удивился Каллист, но Фессал незаметно толкнул его ногой под столом. — Твоему родителю? Написал, конечно. Ты же подписал его сегодня утром.

— Подписал? Что-то я не помню.

— Кесарий врач, вы все подписали, и я отдал корзину с письмами Гликерию. Почта уже ушла, — ответил Фессал.

— Ушла так ушла, — сказал Кесарий. — Папаша все равно считает, что я эллином становлюсь — медленно, но верно.

— Да какой из тебя эллин! — возмутился Каллист.

— Эллин? — переспросил Кесарий, и в его синих глазах появился луч надежды. — Эллин! Ты же эллин, Каллист! И ты, Фессал! Что же вы молчите! И эти… Диоскуры, которые на ипподром ушли вприпрыжку — тоже эллины! Гликерий, беги за ними — пусть возвращаются!

— Да они ни разу в асклепейоне не были, — подал голос Фессал. — Их отец терпеть не мог асклепейонов и жрецов.

— Да? — с сомнением переспросил Кесарий. — Тогда им повезло. Гликерий, оставайся здесь. И не сиди в углу с таким кислым видом.

Раб, поддерживающий «красных», печально взглянул на жестокого хозяина и натужно улыбнулся, а после прислонился спиной к выбеленной стене.

— А мне всего-то двадцать годков, — словно про себя заговорил он. — Целый век еще вольной ждать.

— Что-что? — переспросил Кесарий. — Просишь, чтобы я продал тебя патрицию Филиппу? Хорошо, подумаю.

Гликерий побледнел и смолк.

— Итак, — произнес Кесарий. — Каллист, вспоминай все, что тебе известно об асклепейоне!

— Об асклепейоне? — задумался Каллист. — Так я тоже там не был… только один раз, когда с тобой встретился.

— А ты, Фессал? У вас же там асклепейон на Лемносе не один, ручаюсь?

— У нас не асклепейоны, Кесарий врач, — печально ответил лемноссец. — У нас гефестионы. Храмы Гефеста. Там грязью лечат.

— Святые мученики, меня бы кто грязью полечил… или императора нашего… — вздохнул безнадежно Кесарий.

— Все в руках Божиих, — раздалось в неожиданной тишине бормотанье Гликерия. — Будет на то воля Божия — раньше срока вольную получу, не будет — так рабом и умру, лишенный даже выходного дня.

— У тебя каждый день — выходной, — заметил Кесарий. — Ты нужник вымыл?

— Вымыл, — ответил гордо Гликерий.

— Молодец, — ответил его хозяин. — А теперь замолчи, не то я тебя убью.

— Без суда раба убить никак невозможно по закону, — заявил Гликерий.

— Значит, умрешь в своих беззакониях, — ответил Кесарий, о чем-то напряженно думая. Гликерий в своем углу размышлял над словами хозяина.

Вдруг архиатр вскочил и, хлопнув ладонью по столу, вскричал:

— Эврика!

— Что с тобой? — поинтересовался Каллист. — Ты переутомляешься, Кесарий, честное слово. Шел бы ты, поспал… а мы тут с Фессалом что-нибудь придумаем.

— При чем тут «поспал»?! — возмутился Кесарий. — Я придумал, как реформировать асклепейоны!

— Поговорить с Митродором? — предположил Каллист.

— Митродора я в первую очередь опросил. Он весьма недоволен бездуховностью и жадностью их служителей, и предпочитает общаться с Асклепием Сотером напрямую. Толку от Митродора в этом смысле никакого. А вам, друзья мои, я просто задам несколько вопросов. И уже по вашим ответам проведу реформу асклепейонов… думаю, что она так на пергамене и останется, если даже Юлиан ее и подпишет. Итак — почему ты, Каллист, не пошел в асклепейон?

— Как — почему? — опешил Каллист. — Ты же сам знаешь. Иасон в Пергамском асклепейоне не взял меня, потому что мой дядя был сослан.

— Я не про Иасона и не про Пергам. Есть же другие асклепейоны, поменьше. Почему ты не пошел туда? Или почему на Косе не остался — там же очень древний асклепейон?

— Что ты глупости спрашиваешь? — разозлился Каллист. — Знаешь, сколько место младшего жреца стоит? Поболе, чем годовое жалованье сенатора. Я думал, что Иасон по дружбе с дядей возьмет меня бесплатно…

— Вот! — победно заявил Кесарий, обводя взглядом недоумевающих товарищей. — А ты, Фессал, почему покинул родину и приехал в Никомедию?

— Потому что Леонтий архиатр взял меня бесплатно в ученики, по Гиппократовой Клятве, — ответил растерянно лемноссец. — Он учился у моего деда.

— Тебя тоже не взяли бы бесплатно в ваш гефестион?

— Конечно, нет. Туда и платно-то не всякого берут. Надо быть из рода жрецов Гефеста… или хотя