Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

Возница лежал недвижимо, казалось, что он даже не дышал. Архиатр взял Феопомпа за окровавленное запястье — в кулаке его были сжаты обрывки поводьев — и долго искал пульс. Каллист тем временем поднес к его губам отполированное до блеска медное зеркало. Оно затуманилось.

— Пульс малый, слабый, редкий, — сказал Кесарий и стал ощупывать руки и ноги Феопомпа.

Потом вместе с Каллистом они быстро стали накладывать лигатуру за лигатурой.

— Он под копыта коней упал? — спросил Каллист, выглядывая в прихожую. Лампадион, оставив свою подругу, заглянула в иатрейон.

— Да, он вылетел от удара из колесницы и попал под коней Диодора. А Диодора отшвырнуло к трибунам, он ударился головой о перила и раскроил себе череп…

Спутница рабыни Митродора в голос зарыдала.

— Это подруга Феопомпа, Мелисса, — пояснила Лампадион.

В прихожую вышел Кесарий.

— Не надо рыдать, — сказал он. — Ваш Феопомп не сломал ни единой кости, а кровь — от глубоких ссадин, наверняка раны от обломков колесницы. Сейчас зашьем, и опять будет квадригой править… правда, не очень скоро.

Он поспешно увернулся от Мелиссы, упавшей к его ногам, и скрылся в иатрейоне.

— Вот ведь счастливая судьба, — промолвил Каллист. — Упасть под копыта коней и не быть затоптанным. Вывих плеча, несколько поверхностных ран — и все. Только крови много — вот женщины и испугались.

Вдалеке раздался грохот.

— Что это еще такое? — спросил Кесарий.

На пороге стоял бледный Фессал, за его спиной виднелся дорожный сундук.

— А ты куда собрался? — поинтересовался архиатр.

— На Ле… Лемнос, — пролепетал секретарь.

— На какой это Лемнос на ночь глядя?! — воскликнул Кесарий.

— Вы же… вы мне сами сказали, Кесарий архиатр, на Лемнос убираться, — заикаясь, ответил Фессал.

— Но головой-то думать надо! — с раздражением произнес архиатр. — Бери нож, лигатуры, иглу и иди сюда!

Фессал, не помня себя от радости, присоединился к врачам. Феопомп застонал, зашевелился. Каллист напоил его вином — тот глотал жадно и долго.

Кесарий снова вышел к Лампадион и Мелиссе, и чуть не упал, споткнувшись о сундук лемноссца, оставленный в дверях.

— Как он, Кесарий архиатр? — проговорила Мелисса, протягивая руки к врачу.

— Раны зашили, вывих вправили, он уже вина глотнул, понемногу приходит в себя, — отвечал тот, с силой отшвырнув загремевший сундук в сторону. — Все обойдется. Пока пусть побудет у меня в лечебнице, а через несколько дней вы отнесете его домой. Вот вам деньги, чтобы купить лекарства на первое время — думаю, что никаких выплат вы не получите, раз проиграли.

— Благодарю вас, благородный Кесарий иатрос! — сквозь слезы едва вымолвила Мелисса.

— О, я так и знала, что ты сможешь его спасти! — воскликнула Лампадион. — Асклепий благословил тебя своим искусством, Кесарий врач!

— Ты говоришь прямо как твой хозяин, Лампадион, — улыбнулся Кесарий.

— Митродор больше не мой хозяин, — кратко сказала Лампадион, отводя со лба пепельную прядь.

— Как?! — вымолвил потрясенный архиатр.

— Он поспорил с каким-то никомедийцем, Филогором, что «синие» проиграют. А тот поставил на «синих». И «синие» победили — хотя были все время в хвосте — потому что Феопомп и Диодор столкнулись.

Она не плакала, глаза ее были странно сухи, только верхняя губа подергивалась. Кесарий оцепенел, потом закричал, в отчаянии бросаясь к ней:

— Лампадион!

Она на мгновение прильнула к нему, но тут же высвободилась.

— Да сохранит тебя мать Исида, — прошептала она, исчезая во тьме.

Кесарий бросился вслед за ней, потом вернулся в иатрейон, ударил несколько раз кулаком по столу, закричал:

— Нет, я выкуплю тебя, слышишь, выкуплю, Лампадион! Так и знай! И Салома! Да! Я буду говорить с самим императором! Я не отдам тебя Филогору, Лампадион! Я всех освобожу — тебя, Салома, Каллиста….

— Да я вроде не раб, — осторожно проговорил Каллист, спускаясь на шум. — Выпей воды. Ты переутомился, Кесарий!

— Имение твоего дяди… — хрипло проговорил каппадокиец. — Юлиан вернет его… я добьюсь…

5. О головных болях, эсхатоне и мартирии

Каллист и Фессал стояли в порту перед большим торговым кораблем, отбывающим на Лемнос. Рядом уже отчаливал другой корабль, еще больше и богаче, с египетском оком Гора и названием «Исида Эвплия». С его палубы весело махали Филагрий и Посидоний, что-то крича. Ветер относил их голоса в море, смешивая их с криками чаек.

Каллист вздохнул. Ему захотелось отправиться в плаванье — вместе с Фессалом… или Кесарием.

— Я буду скучать по вам, Каллист врач, — сказал Фессал, вытирая слезы.

— Скоро увидимся, Фессалион, — ответил Каллист. — Пиши, как приедешь. Сейчас почта хорошо работает, спасибо императору Юлиану.

— Бедный Кесарий врач… — проговорил Фессал. — Он так устал, готовясь к своему докладу в сенате.

— Ну, все прошло просто превосходно, — весело заметил Каллист. — Юлиан не только подписал наш доклад… то есть, я имел в виду, доклад Кесария, но и был чрезвычайно любезен в беседе. Это все, что Кесарий мне успел рассказать.

— Жаль, что я не смог попрощаться с Кесарием врачом, — вздохнул Фессал. — Я его спросить хотел… Вот, Аретей пишет…

Он достал из-за пазухи табличку и зачитал, запинаясь:

— При синкопах следует, чтобы врач мог их предугадать; ибо, если ты предугадаешь их наступление и окружающие будут на твоей стороне, ты сможешь предотвратить их появление. Когда же синкопа случается, пациент не может ее избежать, ибо, как я сказал ранее, синкопа есть расторжение природы, а природа расторгнутая не может быть восстановлена[219].

Он посмотрел на Каллиста с надеждой.

— Христиане же говорят, что Иисус снова восстановил природу? — умоляюще спросил он. — Может быть, Архедамия…

Он не закончил. Каллист обнял его и ничего не сказал. Фессал вытер слезы и проговорил:

— Мне кажется, Кесарий врач очень устает. Не заболел бы он…

— Он теперь не меньше суток проспит, бедняга, — заметил Каллист. — Даже в баню вечером не пошел.

— Когда он из носилок вышел, вернувшись из сената, его шатало… Он переутомляется очень, правда, Каллист врач? — сочувственно сказал юноша.

— Чрезмерно переутомляется, я бы сказал… Я поговорю с ним. Но, Фессал, тебе пора — а то твой сундук уплывет на Лемнос без тебя.

Каллист еще обнял на прощание своего подопечного и следил взглядом, как нескладный и долговязый Фессал поднимается на корабль. Потом корабль отчалил вслед кораблю, увезшему братьев, а Фессал долго махал Каллисту с палубы, стоя у белоснежного, полного весеннего ветра паруса.

+++

Кесарий проснулся и, сев на постели, позвал:

— Трофим!

— Да, хозяин! Изволите еды вам принести?

— Еды? — задумчиво проговорил Кесарий. — Нет… Принеси воды — пить очень хочется. Полдень уже минул?

— Да, хозяин, уже далеко за полдень, — отвечал Трофим,