Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

class="p1">— Надо соблюдать диэту, — заговорил Каллист. — Не есть острого, не пить много вина… А также надо понуждать его пить больше воды — юноши всегда склонны пить меньше воды, чем девушки.

— Вот, что я тебе говорил, Мануил! — воскликнул горячо Савел, и далее разговор какой-то время шел уже по-персидски. Потом, извинившись, братья с почтительностью стали задавать вопросы Каллисту.

— У кого желудок свободный и здоровый, мочевой пузырь не раздражен и шейка мочевого пузыря не слишком сужена, те легко испускают мочу, и в мочевом пузыре ничего не скапливается, — стал объяснять Каллист. — Но у кого желудок будет раздражимым, необходимо и пузырю страдать тем же, ибо когда он больше, чем требует природа, будет разгорячен, то и шейка его подвергается воспалению. Пораженный таким образом, он не испускает мочи, но сваривает ее в себе и сожигает и то, что в ней есть самого тонкого, отделяется, а самое чистое уходит и выводится с мочою, тогда как самое густое и мутное собирается и срастается. Сначала сросток невелик, а потом становится больше, ибо, катаясь в моче, он привлекает к себе все, что ни имеется в ней густого, и таким образом увеличивается и обращается в камень.[208]

Персы, слушая Каллиста, охали и ахали.

— Многие врачи, не понимающие болезни, видя песок, думают, что мочевой пузырь страдает от камня, но это не мочевой пузырь, но почка страдает от камня, — продолжал Каллист. — Эта болезнь происходит от слизи, когда почка притягивает к себе эту слизь, обратно ее не отсылает, но внутри себя делает ее отверделой и образует из нее тонкие камешки, как песок.[209] Завтра вашему брату надо будет пить отвар из стручков белого гороха. Скаммонии больше не надо. И ванну горячую принять, это непременно.

Персы кивали.

— И еще хорошо поехать на воды, — добавил он. — В Астак или Пифию Вифинскую, например.

— О, у нас ведь есть источники, в горах, в Персии! — вздохнул Савел. — Надо отправлять его домой и лечить там! Видишь, Мануил, я же говорил тебе, зачем мы его берем сюда с собой — здесь он и разболелся!

— Не всю ведь жизнь ему сидеть при маме! — ответил Мануил Савелу. — Надо приучаться к мужской жизни!

— Ты уже приучил его к мужской жизни, заставив выпить вина! — возмутился средний перс. — А теперь у меня сердце кровью обливается, видя, как он страдает!

— Красное вино и ячменное пиво пить нельзя ни в коем случае, — подтвердил Каллист.

— Ты погубишь Исмаила, брат! — воздел Савел руки к небу. — Погубишь сына старости матери твоей!

Каллист, опершись на расшитую алую полушку, рассматривал роскошный триклиний. Здесь были и позолоченные ложа для пиршества, на одном из которых возлежал он, и изысканные вазы, блюда, кубки и статуэтки, в изобилии находящиеся повсюду. Персы-рабы приносили и уносили щедро приправленные кушанья, от которых у Каллиста перехватывало дыхание, и он не раз просил долить ему в кубок воды.

— Как вы думаете, Каллист врач, — спросил заботливо Савел, — вот такую курицу можно ведь вполне Исмаилу кушать?

— Какую курицу? — тщетно пытаясь залить пожар от перца в глотке, спросил Каллист.

— Вот это нежное блюдо из курицы, которое вы только что попробовали, — объяснил Мануил, и воспользовавшись тем, что у Каллиста на несколько мгновений исчез дар речи, добавил: — Это и грудному младенцу повредить не сможет, Савел, брат мой, отчего ты задаешь такие неразумные вопросы нашему почтеннейшему гостю?

— Так вы кормите вашего брата вот этим? — спросил Каллист, и персы затрепетали перед ним, как при Марафонском сражении.

— Вы думаете, уважаемый Каллист врач, что это ему может повредить? — всплеснули руками оба брата.

После долгих разъяснений, посвященных тому, что является острой пищей, а что не является, обе стороны пришли к выводу, что Кесарий пришлет своего повара, который владеет искусством приготовления пищи, необходимой при мочекаменной болезни, и обучит ему повара персов.

— Мы с великой радостью сделали бы вас нашим врачом, о Каллист врач! — воскликнул Мануил, обнимая соотечественника. — Кажется, вы сможете спасти нашего брата от его недуга… хотя бы ему и пришлось всю жизнь есть пресную, как трава, пищу — я считаю, это важнее, чем страдание, которому он подвергается! — подытожил разговор Мануил. — Да благословит вас Христос, о Каллист врач!

— Я — эллин. Последователь божественного Плотина, — мягко, но вместе с тем строго ответил Каллист.

— О, как это печально… простите, благородный Каллист врач! Мы думали, что вы, как друг Кесария архиатра, тоже христианин, — сказал расстроенный Савел.

— Христианство не помеха истинной дружбе, как и философия, — ответил Каллист.

Наконец, огненная пища была истреблена, и Каллиста с почетом проводили, дав ему паланкин и кошель с золотыми монетами, а также взяв с него обещание «не оставлять бедного Исмаила». Перед тем как покинуть дом персов, Каллист заглянул в спальню юноши — тот улыбался во сне, разметавшись по кровати, а золотой крест тончайшей работы светился на его груди, отражая свет вечернего солнца.

Каллист сел в роскошные носилки, принадлежащие Кесарию, откинулся на подушки, задернул занавесь и остро почувствовал, как он устал от разговоров и от тревог этого дня. Все ему показалось таким нелепым — и молитвы, и возжигание лампад, и несуразная жертва петуха, о которой хлопотал Трофим — интересно, пристроил ли он его? Он закрыл глаза, и перед его внутренним взором отчего-то встало золотое сияние от креста на груди юного страдальца Исмаила.

«Он не старше Фессала», — подумал Каллист и проснулся оттого, что его осторожно будил один из рабов-носильщиков, чернокожий нубиец.

Каллист вылез из лектики, встряхнул свой плащ и пошел в дом. Он сразу направился в библиотеку и стал читать Аретея про выведение камней из почек, забравшись в дальний угол с книгой. Размышляя о том, что, возможно, Исмаилу неплохо бы назначить питье из жареных цикад для растворение камней, поскольку на воды он пока не поедет, Каллист вдруг понял, что он не один. В библиотеке разговаривали незаметно для него вошедшие Митродор и Орибасий. Кесария с ними не было. Каллист замер. Не обращая внимания на Каллиста, Митродор продолжал:

— Человек, который чувствует себя здоровым, не нуждается ни во враче, ни в массажисте! Это верно! Но слабым людям, а особенно тем, кто, подобно мне, занимается науками и проживает в городе, необходимо более тщательное наблюдение за своим здоровьем. И если желудок переварил хорошо, я смело встаю рано, а если он действовал недостаточно, то остаюсь в постели, и если проснулся слишком рано, то снова засыпаю. Если же у меня не бывает кишечного отправления, то я предаюсь полному покою и