Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

class="p1">Свита услужливо захихикала. Леэна, еще не привыкшая к своей роли маленькой кувикуларии и «живого украшения императрицы», заплакала — ей было жаль Леонту и неизвестного заложника. Что Леонте повелят с ним сделать? Отравить?

— Не реви, — ущипнула ее старшая кувикулария императрицы. Леэна хлюпнула носом. Императрица протянула руку, унизанную перстнями, и, ласково улыбаясь, погладила девочку по голове. «Ты мое маленькое любимое сокровище, не плачь!» — шепнула она, и Леэна смолкла. За три дня она уже полюбила молодую, красивую, всегда улыбающуюся и всегда добрую к ней, Леэне, императрицу Валерию. Она услышала краем уха слова Валерии: «Меня саму воспитывала мачеха. Мне ли не знать, что это такое? Все сердце она мне выпила своей жестокостью, вот и нездорова я теперь».

Диоклетиан тем временем продолжал, обращаясь к Леонте:

— Заперся у себя, не ест, не пьет, уморить себя решил. Вылечишь у него это душевное помешательство? Ты, раз сам последователь Асклепиада Вифинского, значит, тоже чудеса творить можешь, как и он?

— Повели, Domine, — ответил Пантолеон.

— Велю. Отвести Пантолеонту к Константину. Для начала заставь его ходить в палестру. Самое место для молодых людей — гимнастикой дух поднимать. Все эти ваши капельки да примочки — для беременных патрицианок да для евнухов годятся, — хмыкнул Диоклетиан.

+++

Тяжелые дубовые двери открылись, и глава стражи указал на скрюченную, словно от невыносимой боли, высокую фигуру в дальнем углу на позолоченном ложе. Вся постель была словно перевернута вверх дном — такие постели бывают у тех, кто страдает тяжелой бессонницей или расстройством душевных сил, выражающемся в мании.

— Вот он, Константин, сын Констанция Хлора, кесаря, — сказал стражник бесстрастно, словно пытаясь скрыть насмешку за личиной равнодушия.

Молодой человек, названный Константином, сел на своем приведенном в полный беспорядок ложе, словно медведь в логове, поджав колени к груди и обхватив их худыми длинными руками.

— Убирайтесь вон! — вытаращив на стражников огромные черные навыкате глаза, крикнул Константин хриплым, точно надорванным где-то в глубине сердца голосом.

— Выйдите, — тихо, но властно велел страже Пантолеон.

— Я сказал, все убирайтесь вон! — крикнул, словно закаркал узник, таращась по сторонам, и его латинский акцент был не смешным, а страшным.

— Я не уйду. Я не стражник и не соглядатай. Я — врач и пришел, чтобы помочь тебе, — спокойно сказал Пантолеон, подходя к ложу страдальца.

— Так ты из свиты? Из этих женоподобных мужей? — захохотал и закашлялся Константин. — Те, что по шесть перстней на руку надевают? А меня высмеивают, что мать моя — да она благороднее их всех — не из их числа! Они с мужами как с женами живут и еще смеют называть меня ублюдком, рожденным от корчемницы! Да мой дед был царем областей Камулодуна и Лондиниума! — говорил и говорил Константин, страшно тараща свои бычьи глаза. — И никто у нас не живет в таком сытом свинстве, как у вас тут при дворе! От чего ты меня хочешь лечить, от какой болезни? Я ничем не болен, я тоскую по своей Британии! Лучше ты себя полечи от малакии! Вон, посмотри-ка: ты смазливый да нарядный! Антиной при Диоклетиане, небось? Что пришел? Ну, говори, может, помогу вылечиться тебе — у нас на Оловянных Островах такие хвори отлично лечат!

С этими словами он неожиданно вскочил с постели и наотмашь ударил до этого невозмутимо стоявшего Пантолеона так, что тот отлетел в противоположный угол комнаты, упав прямо на мозаику с изображением дельфина, несущего младенца Палемона. Константин утробно, надрывно захохотал.

«Ой, Леэна, зачем мы пошли сюда смотреть? А если нас найдут в этой потайной комнате?»

«Тише ты, Верна! И не шевели занавесь! Если этот Константин нас заметит, то мы не успеем даже вызвать стражу!»

«Так уже надобно стражу звать! Смотри, как он нашему Леонте нос разбил!»

«Ничего страшного, Леонта сейчас его вылечит… а потом и себя».

Пантолеон поднялся с пола, не отводя глаз от таращащегося на него Константина, и стал медленно снимать с пальцев кольца, одно за другим, аккуратно выкладывая их на столик, отделанный янтарем, к ногам статуэтки Митры, разрывающего быка.

Разложив в безупречном порядке кольца, он скинул на пол богато расшитый плащ и снял золотой браслет с правой руки. Константин, все еще стоя посреди комнаты, оторопело следил за ним, блестя белками глаз.

— А вот так лечат у нас в Вифинии! — вдруг задорно крикнул Пантолеон, отсылая страждущего британца в противоположный угол нешуточным ударом в челюсть.

Тот грохнулся во весь рост, перевернув зеркало, статую Эпиктета и светильник, но поднялся почти сразу же и налетел со всей своей бычьей мощью на вифинца. Завязалась горячая потасовка, в которой невозможно было угадать, чья возьмет.

— Британец его уложит, — с бывалым видом, словно речь шла о гладиаторском сражении, сказал один из стражников, следивших через щель дубовой двери.

— Наш вифинец тоже не промах! Смотри, как он его через бедро!

Глава стражников не разрешил вмешаться даже тогда, когда Константин начал одолевать и уже сидел верхом на поверженном враче, заламывая ему правую руку.

— Сдавайся! — с новым, веселым хохотом, а не с прежним, похожим на уханье совы, требовал внебрачный сын кесаря Констанция Хлора.

— И не подумаю! — тяжело выдохнул Пантолеон, внезапно неуловимым приемом освобождаясь от всех хватов и прижимая соперника к дельфину с Палемоном на лопатки.

— Все, — засмеявшись, вскочил вифинец на ноги, — здесь тесно дальше продолжать. Пошли в палестру.

— Пошли! — засмеялся британец. — И зови меня Коста. А тебя как звать?

— Пантолеон, но можешь звать меня Леонта.

— Вот это я понимаю, лечение, — усмехнулся Диоклетиан, наблюдая из потайной комнаты за происходящим.

У Леэны и Верны замерло сердце, но император был так поглощен поединком юношей, что не стал приказывать запирать дверь или проверять, нет ли кого за занавесью.

3. О жертвоприношении петухов и о персах

Перед входом в базилику Пантолеона среди деревьев с набухшими почками стоял долговязый юноша в плаще, с перепачканными чернилами руками. Он, по всей видимости, робел войти и боролся со своей робостью.

— Эй, Фессал! — окликнул его кто-то сзади. Юноша обернулся и увидел Посидония.

— Ты не знаешь, где Фила? Мы должны помочь сегодня Кесарию архиатру.

— Каллист врач ушел осматривать заболевшего персидского посла, может быть, и Фила с ним? — предположил Фессал, с легкой тревогой глядя