Далекий край. Первое открытие - Николай Павлович Задорнов

За бутылками французского шампанского – разговор, как шли.

Грохот орудий. «Байкал» салютует бразильскому флагу. От порта отваливает шлюпка. Казакевич немедленно идет на вельботе с рапортом к бразильскому адмиралу. Целая вахта на палубе – в парадной форме.

Встречают и провожают гостей, то и дело проделывают экзерциции ружьями. Строй ровный, ни один не шелохнется. Блестят застежки ремней, надраенные пряжки и пуговицы. Славно выглядят загоревшие русые моряки под тропическим солнцем. И сейчас видно, как хорошо, по росту, из видных и здоровых людей подобрана команда. В новеньком обмундировании они – как с марша гвардейских экипажей на площади перед Зимним.

Опять звук ружей. Отъезжают лейтенанты. Снова строится караул. Подходит катер коменданта порта.

Все это очень важно. В первый день прибытия, после тяжелого перехода, кажется на судне все в полном порядке.

А на самом деле забот много. Порт – хлопоты, бесконечные дела. Ведь впереди мыс Горн, обещано капитану, что «Байкал» пойдет там ко дну, как мокрая курица, что он неуклюж, не будет слушаться руля, не взойдет на волну, ведь у Горна не такие волны, как везде.

Комендант привез бананы, арбузы… Разные фрукты, каким и названия нет.

– Фрукта, фрукта, – говорят матросы-негры в белом.

Матросы обрадовались тыквам.

Капитан сообразил, что тыквы, видно, тут хороши, если их шлют в подарок. Тыквенная каша с рисом или пшеном – преотличная штука.

Потом уж, когда сняты были парадные мундиры, в которых чуть не сгорели люди, и надо было браться за черную работу, подшкипер сказал капитану по-свойски:

– Тыква тут вкусней арбузов. Но и арбузы хороши.

– Вот сторонка! – говорили матросы. – Чужие люди навезли всего!

Нe сходя на берег, все почувствовали прелесть и благодать этой страны.

Невельской и офицеры на следующий день отправились отдавать визиты адмиралам. Потом адмиралы приезжали на «Байкал». Офицеры довольны капитаном. Выдержка, сдержанность, аристократизм видны в нем. Во время всех этих официальных встреч он почтительно и с достоинством встречает гостей. Американский адмирал сказал, что «Байкал» очень нравится ему.

– В Кронштадте уверяли меня, что судно мое не обойдет вокруг Горна, – с чувством признательности за любезность, выказанную гостем к любимому детищу, признался капитан. – Что мы пойдем там ко дну.

– Нет, – ответил американец. Потом еще раз попросил показать судно. Обошел его с Невельским и сказал: – Судно очень крепкое. Такая конструкция хороша, – добавил он, как бы что-то обдумывая.

– Я строил его сам!

– Дойдете благополучно! – спокойно сказал адмирал. – И обойдете Горн.

Американцы пригласили к себе на обед и на приеме рассказывали про войну с Мексикой, про бомбардировку и штурм Вера-Круца[123], сказали, что Сан-Франциско на Тихом океане – чудо-порт и быстро строится. Золото там открыто. Перед Штатами на Тихом океане открываются большие возможности.

– В том числе и хорошие отношения с Россией! – сказал адмирал и предложил за это тост.

* * *

– Тут уж нет «правую потрави» да «левую подтяни», – говорит Козлов, ступая из шлюпки на белый камень берега.

Матросы одеты по-праздничному, в белых рубахах.

– Смотри, Шестаков, не вздумай сбежать! – шутя говорит своему любимцу капитан.

– Тут жарко очень… – осмелели и шутят матросы.

– Из-за тыквы разве! Тыква тут преотличнейшая!

Боцман намазал голову маслом, теперь ветер не треплет его чуб.

– Ну, ребята, не подвести…

И тут на пристани толпятся торгаши. Матросов зазывают в кабаки, в веселые дома.

…Матросы зашагали. Кругом – пальмы. И есть деревья невиданные. Десятки стволов сплелись. Стволы тонкие, витые.

После сорокасемидневного перехода как-то странно, что можешь идти куда захочешь, всюду много свободного места. Нет борта, за которым все кончается. Почва под ногами тверда, нет ветра. Приятно видеть пробегающих лошадей, зелень на деревьях, фрукты. На людях шляпы, огромные, много негров. Матросы накинулись на фрукты.

Молодые женщины кажутся необыкновенно красивыми. Так и улыбнешься невольно вслед, когда пройдет такая черная красавица, раскачивая бедрами.

Боцман Горшков подвыпил, идет как на параде и напевает, словно отбивает дробь на барабане:

Матрос Яшка – медный пряжка,

На затылке – две бутылки…

– Что это? – спрашивает Шестаков под навесом лавки.

– Фрута-бомба, – отвечает кокетливо женщина с толстыми губами, в красном платье и оранжевой шляпке.

– Ишь ты, чертова кукла! – говорит Конев. – Бомба!

…Подшкипер на судно привез свежей зелени, мяса, баранов закупили, живых быков и свиней.

Через два дня начались работы. Матросы чинили паруса, конопатили бархоут[124], красили палубные надстройки и бриг. За сорок семь дней снасти ослабли. Все разболталось. Надо было все снова скрепить, сбить, стянуть, предстоял переход вокруг мыса Горн в Тихий океан.

Консул предупредил Невельского, что через неделю в Рио-де-Жанейро празднество. Состоится военный парад, а потом прием у императора, и что таким образом предоставляется Невельскому удобный случай исполнить поручение его высочества и сказать несколько почтительных слов о тех чувствах, которые к его величеству питает российский император.

В Европу отходило почтовое судно. В белом домике, окруженном пальмами и утопающем в цветах и зелени, Невельской оставил у консула письмо для отправки в Иркутск Муравьеву.

«Покорнейше прошу вас, Николай Николаевич, – писал Невельской, – принять все возможные меры для получения мной в Петропавловске инструкции на опись устьев Амура, которой у меня нет. Со своей стороны я уже сделал все возможное. Теперь, когда „Байкал“ прибыл в Рио-де-Жанейро раньше срока, я могу с уверенностью сказать, что к весне буду на Камчатке. Все лето будущего года у меня остается свободным для исследований».

Часть четвертая

Независимые гиляки

Глава тридцать девятая

У моря

Чумбока поднялся на холм. Открылся широкий, тихий, спокойный и гладкий залив Иски, окруженный узкими косами. Вдали на песках курились дымки.

А за песками белело и бурлило большое синее море…

Чумбока спустился под обрыв, сел в лодку, взялся за весла и переехал залив. Вскоре на косе Иски стали видны лачуги гиляков.

Коса Иски – узкая полоса песка, голая, безлесая. Она отходит от материка и уходит в море, окружая залив Иски.

Гиляки, в нерпичьих юбках, с трубками, толстощекие и веселые, вылезали из своих жилищ. Они радушно встретили Чумбоку. В гостях у искайцев жили гиляки с Удда, свои.

– Ну как, – хрипел лохматый чернолицый Хурх, – убил зверя?

– Убил, надо за мясом ехать… На удобное место его выгнал, раненного, и копьем убил. Речка близко. Можно по воде подъехать, забрать тушу.

Гиляки послали молодых парней за мясом.

Лодка с темным кожаным парусом пошла по заливу.

Залив был спокоен, а по другую сторону острова море шумело и ревело. Грохот его отчетливо слышался в деревне гиляков, которая приютилась под голым гребнем песчаной косы, на подветренной стороне у берега тихого залива. От деревни в обе стороны далеко-далеко тянулись узкие желтые пески острова… В той стороне, где устье Мангму, видны синие гористые мысы. Туда тянутся песчаные узкие острова, как продолжение косы Иски. Залив мелкий. Тут много рыбы.

Чумбока переехал через пролив и вылез на острове.

Вскоре приехали гиляки, привезли мясо.

…Море шумело. В пене и брызгах зеленые волны врывались на песчаную отмель. Белые гребни, все возвышаясь, бескрайной чередой ползли из туманной дали, с грохотом забегали на косу; кипя и бурля, вода неслась вперед, подымалась и вдруг со страшной силой ударяла в крутую и высокую песчаную стену, выбитую морем в острове и обрывом возвышавшуюся над чертой прибоя. Тучи чаек с криками носились в воздухе над кипевшей водой.

«Это не амурские волны. Это бушует Синяя вода», – думает Чумбока.

Целыми днями Чумбока мог просиживать на берегу, глядя на море.

Море! Как, бывало, стремился к нему Чумбока! А теперь добрался до моря, но уж оно не радует.

«На что мне теперь море! Нет радости ни от моря, ни от морских зверей. Вот они прыгают в волнах. Белые звери все прыгают, только спину показывают, и ничего хорошего в этом нет. Даже надоедает. А вон кит воду пускает. Красиво,