Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Отчего ж нельзя? Можно! — разулыбался Агап. Мальчик погладил густую гриву коня, а тот негромко заржал.

— Овес он любит, — заметил Агап. — Александр, госпожи Леэны сын, его часто приходит с руки кормить. У него тоже конь был… забрали со всем имуществом за веру христианскую… Хороший конь, говорит. Буцефал звали. Скучает он по нему очень…

— Буцефал — это как конь Александра Македонского? — спросил Поликсений.

— Да ты, верно, самый первый ученик в школе! — воскликнул Агап.

— Да, — зардевшись, ответил Ксен.

— Научишь потом меня грамоте? — заговорщицки спросил огромный возница.

— Если меня домой не отправят, то конечно, — пообещал ему Ксен. — Можно я Рыжему овса дам?

— Непременно! — ответил Агап. — Овес для коня — самый, значит, главный корм.

— Овес для коня! — передразнила его подошедшая Анфуса. — Ребенок голодный, а ты ему — про конский корм!

Она деловито взяла Ксена за руку, приговаривая:

— Пойдем-ка со мною. От него ты только про овес и услышишь… — она обернулась к Агапу: — Горшков-то привез? Не переколотили по дороге, пока припадошного этого везли? Вылитый Севастиан, только росточком поменьше…

Она покачала головой, посмотрев на Севастиона, который уже вывернулся из рук смущенного и отчаявшегося Севастиана и выгибался на земле, словно в падучей. Верна побежал за Каллистом, Леэна пыталась успокоить и черноволосого мальчика, и Севастиана.

Ксен оглядывался на них до тех пор, пока они с Анфусой не дошли до кухни. Там уже была нагрета вода в большом деревянном корыте, и ключница велела Ксену «снимать свое тряпье и забираться в воду». Он послушно залез в воду и стал растирать свое худенькое тело губкой.

— Молодец, — похвалила его Анфуса. — А вон и второго несут, — добавила она неодобрительно, заслышав хриплые рыдания Севастиона.

Севастиан опустил брата в воду, но тот так крепко держал его за шею, что бывший чтец так и остался стоять, как колодезный журавель.

— Севастион, хороший мальчик, сладкое дитя мое, — проговорила Леэна, гладя его по взмокшим от пота черным взъерошенным волосам. — Выпей-ка еще глоток. Ты позвал, наконец, Каллиста, Верна?

В кухне запахло сирийским нардом и мелиссой.

Каллист вошел, в белом хитоне, скидывая на ходу плащ.

— А, так это же — старые знакомые! — воскликнул он, увидев мальчиков. — Ты — Ксен, а ты — тоже Севастиан?

— Севастион, — поправила его Леэна. — Это братья Севастиана.

— Это вы на заборе у кузнеца Минотавра рисовали, а еще в бане нам с Кес… то есть Александром мяч подавали?

— Да! Да! — закивал Ксен, чуть не выпрыгивая из корыта. — Здравствуйте, Каллист врач!

Каллист похлопал его по плечу, и Ксен впервые улыбнулся.

— А у тебя, дитя мое, сильная дискразия[277], — заметил Каллист, обращаясь к Севастиону. — Кто его напугал? — спросил он у собравшихся возле корыта, в котором отмокал висящий на шее Севастиана Севастион.

— Севастион очень впечатлительный… — начал Севастиан извиняющимся голосом.

— Вы — родные братья? — спросил Каллист с плохо скрываемым сарказмом. — Очень похожи.

Несчастный Севастиан покраснел.

— Сейчас подержи его в воде — теплая ванна должна помочь… не горячая, а теплая — добавь холодной воды, Анфуса!

— Вот еще, буду я дитя в холодной воде купать! Вши разведутся! — последовал ответ.

Леэна строго взглянула на ключницу, и та неохотно пошла принести кувшин с водой из колодца.

— Не хочу, не хочу, не хочу в воду! — вопил хриплым шепотом Севастион и выворачивал голову так, что Каллист на мгновение испугался за его жизнь.

— А я уже вымылся, смотри, — сказал ему Ксен, вылезая из корыта, прежде чем Анфуса подлила в корыто холодной воды, и растираясь чистым полотенцем.

— Не хочуууу! — раздался вой Севастиона и резко прервался — будто ему в горло вставили пробку.

Каллист посмотрел в ту же сторону, куда изогнул худую грязную шею Севастион, и увидел Финарету.

— Хороший мальчик! — сказала она ласково. — Зачем же ты так плачешь?

— Я уже не плачу! — срывающимся голосом ответил Севастион и ухнул в корыто, обдав прохладной водой Севастиана, Анфусу, Леэну, Каллиста и Финарету.

— Ты совсем как дельфиненок в море, — засмеялась Финарета. — Да вот у тебя и дельфиненок маленький на шее.

— Это потому, что я потом крещусь, — заявил гордо Севастион, не сводя глаз с рыжеволосой девушки, и деловито добавил: — Ксен, дай мне губку, она вон там лежит!

Вскоре Севастион, завернутый в полотенце, стоял рядом с Ксеном.

— А где глиняный Мохнач? — спросил он у брата, как ни в чем не бывало.

— Вот он, — ответил Ксен, разжимая кулак. — Я его за плиту спрятал, прежде чем в корыто лезть — чтоб не размок.

— Отдай! — потребовал Севастион, втягивая в себя с шумом воздух.

— Бери, — согласился Ксен.

— Севастиан, вот вам на троих лепешки и виноград, ступайте в спальню, ешьте и отдыхайте. Анфуса вас проводит, — сказала Леэна после того, как к братьям присоединился вымывшийся продавец горшков. — Сегодня переночуете в одной спальне, а завтра я подумаю, где вас поселить.

— Я бы… я бы хотел устроиться к вам поденщиком, госпожа Леэна, — попросил Севастиан, держа в руках смятое мокрое полотенце. Его темные волосы, как у Севастиона, прилипли ко лбу и ушам, и он тоже был похож на дельфиненка, но на груди его был не дельфин, а крест.

— Нет, в поденщики ты не годишься, — отрезала Леэна.

Севастиан поник.

— Бабушка! — воскликнула Финарета с мольбой. Каллист скрестил руки на груди, переводя пристальный взгляд с девушки на бывшего чтеца.

— Будешь обучаться работе управляющего имением — помогать Верне.

Севастиан — в который уже раз — густо покраснел и начал благодарить. Леэна остановила его с едва заметной улыбкой:

— Не бросать же родное дитя.

— Это вы о чем, госпожа Леэна? — спросил недоуменно Каллист.

— А ты ведь тоже мой сын, Каллистион, — заметила спокойно спартанка.

— Как?! — после небольшой паузы спросил потрясенный вифинец.

— Ну, глупые люди решили уже, что твой дядя — это не дядя, а отец тебе. И он… он очень любил бабушку, — объяснила Финарета. — Сплошные выдумки.

— Нет, это правда. Твой дядя очень любил меня, — вдруг сказала Леэна, и резко накинув покрывало, повернулась и ушла в ночь.

— Это все в Писании есть, правда, Верна? — сказал вдруг серьезно Агап. — Кто за Христом пойдет и все оставит, у того многие чада будут. Так и у госпожи нашей, истинной девственницы Христовой…

Он перекрестился и вздохнул.

Верна тоже вздохнул грустно и сказал ему в ответ:

— Да, истинной.

+++

Анфуса тем временем привела Севастиана, Севастиона и Поликсения в просторную, украшенную ароматными цветами и травами спальню, где не было кровати, а на полу лежала огромная медвежья шкура.

— Тебе рогожку-то не