Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Каждый год все дальше и дальше отдаляет нас от страшных событий, пережитых нами в фашистских концлагерях смерти в Германии. Теперь это уже история. Когда я вспоминаю те дни, полные ужаса, то иногда думаю: как можно было выжить в тех нечеловеческих условиях? Но мы все-таки выжили! Пусть немногие, но все же выжили! Нам помогла любовь к своей Родине, крепкая и верная дружба, нам помогли борьба и уверенность в победе нашего народа.

Большая дружба и поныне объединяет нас – бывших узников фашистских концлагерей смерти. Я и сегодня слышу многоязыковое «клянемся!», которое было торжественно произнесено на митинге узников Заксенхаузена, освобожденного Советскими войсками, что мы никогда не забудем зверств фашизма и всегда будем бороться, чтобы это не повторилось. Мы, бывшие узники концлагеря Заксенхаузен, всегда верны этой клятве и своей дружбе.

Гитлеровские преступники не могут оставаться безнаказанными. Палачам не может быть прощения. Этого требуют не только уважение к памяти погибших в Отечественную войну, но и жертвы фашизма. Этого требуют интересы международного мира и безопасности всех народов, этого требует будущее всего человечества.

Махорин К. П.,

быв. узник 437 концлагеря смерти Заксенхаузен

18 апреля 1965 г. г. Харьков

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 47. Л. 74–83.

№ 113

Фашисты мстили за свои неудачи

Наш пулеметный расчет сдерживал кольцо от прорыва, примерно не более километра от деревни Гарбузовка. Маленький хуторок, расположенные в один ряд не более 10 домов у подножия лощины, ведущей от Гарбузовки. Эту лощинку немцы избрали (для) выхода из окружения, (это был путь), скрытый от глаз наших войск. На пути прохождения лощинкой стояла улочка. Через нее, вернее, поперек нее проходили, бежали немцы. В одном из этих домов улочки засел пулеметный расчет. Своим огнем (он) косил валившую лавину немцев, обезумевших от огня наших «катюш».

Этот пулеметный расчет накосил столько, что образовалась лощина, выстланная из трупов не в один ряд, а в несколько, переходя как бы в волны-бугры из трупов. Этот бушующий поток (врагов) валил и валил (на) пулеметный расчет, покуда у него не кончились патроны. После чего начали отстреливаться одиночными выстрелами.

Наш пулеметный расчет укрылся в доме, не сдавался на требования врага. Разъяренный враг не мог их взять живьем. (Враги) сожгли дом вместе с героями пулеметчиками. Настолько враг был разъярен, что не смог успокоиться сожжением героев. (Враг) набросился на беззащитных жителей этого дома, укрывшихся в погребе, в огороде. Враг извлек из погреба троих: хозяйку дома, дочь ее, а у дочери был ребенок ее – дочерин. Вражеский офицер застрелил на руках матери ребенка, потом мать ребенка, а потом бросился на саму хозяйку. Воткнул пистолет ей в рот. Но разъяренному немецкому офицеру помешали покончить с хозяйкой. Итальянские и румынские солдаты кричали: «Не тронь матку. Она нам давала молоко и яйки». Эта хозяйка дома осталась в живых, что и пришлось мне услышать из ее уст и увидеть жертвы невинного населения.

Немцам не удалось уйти, их остановила и разоружила соседняя дивизия на открытом поле среди ночи. В этой группировке были немецкие СС-овские войска, но они использовали под силой оружия итальянцев и румын, в передние окопы ставили их. Если они не стреляли, они стреляли по ним. Под страхом смерти они воевали, но при удобном случае они всюду сдавались…

Миронов А. Л.

1 февраля 1965 г. Горьковская обл., пос. Сотис

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 49. Л. 63–65 об.

№ 114

«Фашизму прощенья нет»[156]

…Демобилизовавшись из армии, я возвратился в родной колхоз и пошел работать на трактор, на котором я выполнял обработку почвы в садах и виноградниках колхоза, и однажды произошло следующее:

Из-за серого облака выглянуло яркое солнце, говорившее о прекрасном наступающем дне. Дождь вчера не давал долго работать, но солнце сегодня восторжествовало, нагрело землю, и теплые испарины, отдаваемые донским черноземом, заколыхались вдали – на горизонте.

Земля была еще влажной, и почвообрабатывающие машины не могли производить требуемое. Трактор мой работал на малом газу, а я сидел под цветущей яблоней, лениво жевал пирожок и прислушивался к мелодичным звукам пчел, перелетающих из цветка на цветок, собирая сладкий нектар и золотистую пыльцу – обложку.

В это время подходит ко мне бригадир-садовод, не по годам состарившийся, спросил меня: «Что, жуешь?» Да, жую, а что мне оставалось делать, я чувствовал свою вину, работая трактором, сломил цветущую яблоню. И я знал, что за это мне не поздоровится, но, увы, все обошлось благополучно, только и сказал бригадир, что помни, юноша, иногда цветы дороже плодов. Дерево мы срежем на обратный рост, и через 4–5 лет оно зацветет и заплодоносит, а человек, утративший свою совесть, сломивший это дерево, больше никогда не посмеет прикоснуться к нему. Если это только честный человек и сделал это случайно, он постыдится своего прошлого, он не посмеет посягнуть на вновь расцветшую эту яблоню, ему даже будет стыдно сорвать плод с нее.

«А вы расскажите, пожалуйста». Бригадир присел рядом, взял кусок из моих рук недоеденного пирожка, спокойно положил в рот, пожевал, глотнул, по-отцовски взглянул на меня, сказал:

– Слушай, сын мой, то, что я тебе сейчас расскажу, это была правда.

Я родился в 1919 году, в тяжелые годы для молодой Советской власти, рано остался без матери, а отца тоже мало встречал, но, однако, вырос и выучился с помощью Советской власти, работал на транспорте, а в 1939 году призвался в армию, где на вокзале станция Ахтырка Ю. Ж. Д. комиссар Ахтырского райвоенкомата сказал всем призывникам: «На вашу честь предстоит защищать город Ленина от белофиннов».

На перроне стояли провожающие, отцы, матери, братья и сестры, знакомые и любимые девушки – у меня же никого не было. Я ощущал единственное плечо друга, Виктора Чередника.

И перед нами стояла старушка-учительница, мать Виктора, которая любила беспредельно нас обоих, она не плакала, как другие, нет, а только прижимала к груди своей, как младенцев, и говорила: «Будьте достойными сынами Родины своей, вы дороги мне, но колыбель Революции дороже на свете всего, и защитить ее ваш долг. Прощайте, дети, я буду жить в надежде, что вы вернетесь ко мне». Дали третий звонок, свернутый желтый флаг, поднялся над головой дежурного по станции, протяжный гудок паровоза «СУ» отдался эхом далеко в строениях и рощах привокзальной площади.

Медленно качнулись вагоны, создавая легкий шум катящих колес по рельсам, встречая