Англо-бурская война - Фритц Блей

изобретения паровой энергии, прядильных и ткацких станков хлопчатобумажная, а вслед за ней и все другие текстильные отрасли промышленности переживали необычайный подъем, когда уголь стал доминирующим видом топлива, а улучшение транспортных путей приносило в Англию богатство за богатством, английское сельское хозяйство получило смертельный удар в результате все более заметной конфискации общих земель.

В своих «Лекциях о промышленной революции XVIII века в Англии» («Lectures of the industrial revolution of the 18th century in England») (Лондон 1887 г.), Арнольд Тонби (Arnold Tonbee) вычислил, что в период 1716–1760 гг. примерно 300 000 акров[25] общины было конфисковано; а в период 1760–1843 гг – 7 млн. акров в ходе подобных процедур.

Такого рода разделения, естественно, было в пользу экономически сильных, потому что не существовало защищающего законодательства для мелких фермеров. Из-за этого, постоянные улучшения, ставшие возможными благодаря хорошим ценам на зерно, подталкивали все больше и больше крупные капиталистические предприятия в сельское хозяйство.

Рабочих заменили машины, фермы объединились и число ферм уменьшилось, а также и число крестьян. Рабочие перебрались из сельской местности в город, потому что им не хватало пастбищ из-за огораживания земельных угодий, находящиеся в общинном пользовании (альменда). И хотя, с одной стороны, этот приток здоровой крестьянской рабочей силы дал городскому среднему классу огромный духовный подъем, он, в свою очередь, привел к тому, что возросший спрос на промышленных рабочих обезлюдил равнинную сельскую местность и вытеснил часть городского среднего класса в ряды пролетариата.

Однако нехватка рабочей силы в сельской местности привела к тому, что распаханные земли превратились в пастбища. «Овцы съели людей», – так Маркс иносказательно охарактеризовал этот процесс. А когда хлебные пошлины в ответ на натиск экспортной промышленности, которая все больше становилась единственным источником дохода страны, были сняты, остановить этот процесс было уже невозможно. Вся Англия и Шотландия, насколько не дымили высокие фабричные трубы, превратилась в загоны для скота.

В середине XIX века, в частности, увеличившийся приток свежей рабочей силы из сельской местности поднял городское население Англии на небывалый уровень производительности. Желание работать изначально необычайно возросло. С полным основанием и оправданной гордостью, как утверждает Адольф Хельд в своей «Социальной истории Англии» (стр. 532), ливерпульские купцы уже в 1792 году в резолюции в пользу свободной торговли заявили:

«Так велики изобретательный труд и талант наших людей, что нет на земле страны, с которой они не могли бы вести выгодную свободную торговлю. И так велики мастерство и мужество наших мореплавателей, что ни одно побережье не является настолько опасным, ни одна земля не находится так далеко, чтобы ослабить их мужество и помешать им высадиться на берег.»

Георг Ганзен в своей работе «Три стадии народонаселения» справедливо отмечает, что именно интеллектуальный труд привел к этому колоссальному подъему, а именно этот труд коренным образом изменил состав английского населения. В дальнейшем, доход почти всего населения должен был формироваться за счет умственного и физического труда, на который Англия должна была обменивать необходимые для пропитания населения поступавшие из-за границы продукты питания. Хансен справедливо отметил в своей работе 1889 года, что в долгосрочной перспективе это невозможно, поскольку после того, как английское крестьянство будет израсходовано, источник населения иссякнет.

Неизбежным следствием этого стало быстрое сокращение среднего класса. Это привело к тому, что Германия, чья национальная мощь еще не была подорвана, выиграла первенство в конкуренции с Англией. Вместо того, чтобы признать эту причину, вину возложили на высокие зарплаты. И если, с одной стороны, овечьи пастбища превращаются в игровые парки, потому что австралийские овцы «съели» английских и шотландских, то, с другой стороны, английские фабрики уже разваливаются, потому что капитал бежит из Манчестера в Бомбей, где он может найти более дешевую рабочую силу.

Была Англия уже в шестидесятые годы XIX. века одной большой мировой фабрикой с грязными цехами для рабочих и дикими парками для владельцев фабрик, то теперь, когда и ее заводы приходят в упадок, она все больше превращается в большую мировую контору с фабриками на всех пяти континентах.

И как когда-то английская промышленность, осознав свою силу, смогла проповедовать всему миру свободную торговлю, так и Лондонская мировая контора, с указанием на свою огромную долговую книгу, теперь проповедует всему миру золотой стандарт! И поскольку народы Европы привыкли вести политические дела Англии, а не свои собственные – голландский меморандум XVII века по праву назвал секретом силы Англии «глупость других народов» – так сегодня доктрина золотого стандарта как единственного средства спасения является таким же стандартом всей человеческой морали, каким 50 лет назад была доктрина свободной торговли.

По правде говоря, золотая валюта – смертельный враг любого здорового экономического развития в Европе. Это валюта кредиторов, рантье и «арбитражеров». Все созидающие ценности сословия стонут от роста цен на деньги, вызванного золотой валютой. Пока золото остается единственным мерилом стоимости для всего честного труда, он будет оставаться в долговой кабале тех, кто может свободно распоряжаться добычей этого единственного платежного средства.

Англия теперь контролирует австралийские золотые месторождения, а также месторождения в Клондайке. Поэтому ее попытки завладеть золотом территории Рэнда[26] весьма опасны. Если Вы не хотите в это верить, просто посмотрите на последствия англо-бурской войны. Там, на территории Рэнда, в настоящее время четвертая часть мировой добычи золота не используется. Источник стагнирует. Золотодобыча, и без того очень маленькое, и теперь кажется совершенно недостаточной.

А битва за золото все европейские биржи доводит до отчаяния. В то время как Банк Франции успешно защищал свои золотые запасы, защищая серебро в обращении, и поэтому смог снизить дисконт до трех с половиной процентов, золото хлынуло в Лондон из всех незащищенных государств, в первую очередь, конечно, из философски настроенной Германии. Хотя немцы радуются каждой победе буров, они охотно платят за каждую из этих побед повышением дисконта на полпроцента или на целый процент.

В декабре 1899 года, несмотря на семипроцентную скидку Рейхсбанка, в Лондон поступило 25 миллионов золотых марок. И если биржевые сводки почитать повнимательнее, то найдете в них ликование за ликованием во всех левитских газетах, которые устраивают пляски вокруг золотого тельца, как только «цены на ведущие спекулятивные ценные бумаги несколько повышаются в результате предполагаемых английских побед».

Воистину, Австро-Венгерский банк был прав, защищая свое золото с помощью продуманных защитных мер. Ведь Австрия не является страной-кредитором, как Англия.

Но хорошо известно, в какой степени она, Англия, имеет в своем кармане весь мир через вложенный ей капитал. Швед Стеффен в своей работе «Streifzügen durch Großbritannien» (на немецком языке д-ра Оскара Рейхера, Штутгарт, 1896,