12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

политических врагов и тех, кто не соответствует их расовым представлениям. А то, что творится в Польше, – кровавое подтверждение его слов… Может, бежать? Подальше отсюда, к Киеву, а лучше – еще дальше. Интересно, когда же власти объявят об эвакуации?»

В тот же вечер дядя Авраам высказал терзавшие его мысли, однако в ответ на убедительные доводы он наткнулся на яростный отпор сестры.

– Чтобы я покинула наш дом? – кричала она. – Дом, где мы выросли и где я провела лучшие годы своей жизни? Я должна покинуть место, где похоронены наши родители? Бросить наше кожевенное производство? Покинуть крепкий, уютный дом и двор с цветущим садом? Ты выжил из ума, Авраам?

– Это ты, женщина, поступаешь неразумно! Подумай о детях и племянниках! Что с ними будет, если придут немцы? Или ты забыла, что в графе «национальность» у нас стоит еврей?

– Ой, не стоит меня запугивать, не на ту напал, – отмахнулась от него Рина. – По радио сегодня ясно сказали, что мы остановили натиск врага, а скоро и вовсе выбьем фашистов за пределы нашей границы, перейдя в контрнаступление.

Авраам недоверчиво качнул головой. Не то чтобы он сомневался в доблести наших солдат, способных уничтожить любую армию, даже ту, которая за считаные месяцы завоевала почти всю Европу. Но что‑то ему подсказывало: путь к победе будет долог. И не только долог, но и мучительно тяжел.

Вплоть до конца 1943 года, до освобождения Киева, Житомира и близлежащих земель, семья будущего героя оставалась в полном неведении о судьбе Семёна, скромного молодого солдата, совершившего подвиг. Но о нем семейство Гитлер узнает намного позже, а пока… пока им приходилось пожинать плоды слепой веры и упрямства.

Налеты вражеской авиации становились интенсивнее с каждым днем. А вскоре в село, где жила семья будущего героя, вошли немцы. Многие из вчерашних односельчан поспешили присягнуть на верность врагам, надеясь вымолить себе жизнь: кто‑то приютил оккупантов, кто‑то стирал их грязное белье, кто‑то подался в полицаи. Впрочем, не только страх толкал людей на предательство. Многие из тех, кто долгие годы таил обиду на советскую власть, с ликованием встречали захватчиков, поднося им хлеб-соль и свежие цветы. Они доносили на соседей, выдавали связи с партизанами, писали ядовитые анонимки. Каждый выживал, как умел: одни с оружием в руках сражались с врагом, другие продавали ближних за горсть объедков.

– Papiere![17] – потребовал вошедший в дом семьи Гитлер немецкий офицер, один из «цепных псов» нацистской Германии.

Он надменно поглядел на стоящее перед ним большое семейство. «Доброжелатели» уже доложили ему, что в поселке живет около десятка еврейских семей, поэтому в дом Рины и ее семьи он попал неслучайно. Получив приказ рейхскомиссара Эриха Коха найти и истребить всех евреев без исключения, его подчиненные, в том числе и обер-вахмистр Пауль Херрман, принялись рьяно выполнять распоряжение. Не было ни одного села, хутора или города на оккупированной территории, в котором бы евреи не подверглись гонениям. Выжить удалось лишь тем, кто успел вовремя эвакуироваться или уйти в подполье.

– Быстро! Schnell! – приказал он повелительным тоном, не терпящим возражений. – Я не хотеть ждать.

– Сию минуту, господин офицер, сию минуту, – взяв себя в руки, произнесла женщина и, подойдя к буфету, открыла дверцу.

Достав оттуда документы на всех членов семьи, она вернулась к ожидавшим их немцам.

– Вот, пожалуйста, – протянула она пачку паспортов стоявшему высокому офицеру с холодными, словно застывшими, голубыми глазами и каменным лицом.

Тот выхватил документы и, развернув один из них, внезапно переменился в лице. Закрыв его, обер-вахмистр открыл другой, третий…

– Вы есть смеяться над немецкий официр? – побагровел он от ярости. – Как сметь? Я прикажу вас стреляйт! Все!

– Я не понимаю, чем мы рассердили вас, господин офицер, – сделав шаг вперед, попытался успокоить фрица Авраам. – Мы ничего не сделали плохого…

Удар прикладом по спине тотчас заставил его замолчать.

– Ни с места! – заорал немец. – Молчать! Говорить тогда, когда я разрешать.

Офицер еще раз просмотрел документы семьи и, обведя их взглядом, подозвал Рину к себе.

– Объяснять! Что это? – он тыкнул в фамилию пальцем. – Это есть шутка?

– Нет, – покачала головой пожилая женщина. – Это наша фамилия.

– Ihr Name?! Гитлер? Как… как у… германский Führer? Невозможно! Ты врать!

– Я? – подбоченилась женщина, внезапно сообразившая, что совпадение фамилий может сослужить ее семье добрую службу и, по всей вероятности, спасет им жизнь. – Да спросите любого в нашем селе. Я – Гитлер, мой брат – Гитлер, отец был Гитлером, мать… все мои племянники и племянницы – тоже Гитлеры. Об этом знают все!

Обер-вахмистр Пауль Херрман стоял в нерешительности. Впервые в жизни он не знал, как поступить: схватить и расстрелять семью однофамильцев рейхсканцлера Германии, как было приказано, сослать в гетто или… или отпустить?

– Wir warten auf Ihre Befehle, Herr Oberbürgermeister![18] – проговорил один из конвоиров, решивший нарушить продолжительное молчание.

Офицер медленно повернул голову в сторону говорившего. По выражению его лица можно было понять о сомнениях, терзавших его.

– Stillgestanden![19] – сквозь зубы произнес фриц. – Habe ich dir die Erlaubnis gegeben zu sprechen?[20]

– Nein, Herr Oberbürgermeister![21] – отчеканил солдат.

– Что будет с нами? – видя замешательство фашиста, решительным тоном проговорила Рина. – Вы арестуете нас?

– Не сегодня, – потупив взор, ответил немецкий офицер и, отдав документы смелой женщине, вышел из дома.

– Тетя… дядя… мама… Риночка… Ави… неужели? Мы… живы! Мы спасены! – в один голос заголосило семейство, когда дверь закрылась за фрицами. Лишь сейчас они наконец‑то осознали, КАК им повезло. Повезло остаться в живых. Хотя бы сегодня. Что будет с ними завтра, послезавтра, их не волновало. Главное, здесь и сейчас.

– Может… может, они не станут нас трогать? – Рина поглядела с надеждой на брата. – Ты видел лицо фрица, когда он прочел нашу фамилию?

– Хм… что же тогда получается? – задумчиво проговорил Авраам. – Если мы, евреи, носим фамилию Гитлер, то тогда и сам фюрер… ЕВРЕЙ?

– Так это или иначе, – отмахнулась от него сестра, – меня это мало волнует. Самое главное, что сегодня нас не арестовали и мы ЖИВЫ! И кто знает… может, эта фамилия, которая прежде доставляла нам столько неудобств, послужит сейчас невидимым щитом и убережет нас?

Так и случилось. Ни местный комендант, ни гауптман, ни рейхскомиссар не посмели не только изничтожить семью, носящую фамилию фюрера Германии, но и даже сослать в гетто. Семья Гитлер была единственной, если не считать эвакуированных и ушедших к партизанам евреев, кто выжил во время оккупации.

А о судьбе сына пожилая женщина узнала уже после