12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

За ночным нападением последовали новые диверсии: вначале вспыхнул продовольственный склад, потом были освобождены отобранные для работы в Германии люди. А вскоре смельчаки подожгли дом самого начальника полиции, который стал мишенью их охоты. Лишь чудом Ивану Зинько удалось спастись, а после этого случая он стал хитрым и невероятно осторожным.

И никто из горожан не подозревал, что за всем этим стояла хрупкая девушка, которая под покровом ночи передавала ценные сведения подпольщикам, а по утрам, облаченная в немецкую форму, как ни в чем не бывало шагала на службу в комендатуру.

– Вон она идет… немецкая подстилка, – проворчала женщина, стоявшая в очереди в Сельскохозяйственный банк, чтобы уплатить установленный немецким командованием налог. – Теперь понятно, почему она училась на одни пятерки… готовилась, видать, ждала иродов. И мамаша ейная туда же.

– Говорят, Машке платят кучу денег да наряды и меха дарят, – прошептала другая.

– Да-да, я тоже слышала, – закивала головой третья. – Это она бедной родственницей прикидывается, немецкую форму носит, а дома с мамашей своей в шелках ходит. На днях мне бабка Евфросинья рассказывала…

– Ох, трещотки… чесать языками горазды, – прикрикнул старик в замызганной одежде. Он был одним из осведомителей отряда и знал, чем занимается Мария, поэтому слушать лживые наветы баб не мог. – Ну, чаво на девчонку набросились. Многие офицеры живут в домах, и хозяйки готовят им обед. И чё? Ты вон сама обстирываешь несколько персоналий фашистских… чтоб они горели в аду. Не прав я? А после стирки тебе платят хлебом да маслом. А судя по тому, что ты тутава стоишь, еще и деньжатами приплачивают. Так что язык‑то прикуси. Да и вам, сороки, советую помалкивать. Чай, у самих рыльце в пушку.

– Ой, не надо нас стыдить, старый хрыч, – окрысилась на него одна из недовольных женщин. – Я-то вот чуни делаю… работаю в холодном помещении, потому что дров нет, чтобы топить буржуйку каждый день. Иногда руки так мерзнут, что пальцы не разогнешь. А про ноги так я вообще молчу. Как до дома добираюсь, сама не знаю. Так что нечего взывать к моей совести и рот мне затыкать.

Бросив на неопрятного мужика сердитые взгляды, женщины понизили голос и опять зашушукали:

– А недавно… мне Манька рассказывала, видели ее в буфете… с каким‑то немецким офицером. Он вроде как завхоз в комендатуре. Высокий такой, глаза словно лед.

– Ага-ага… я тоже видала их, – подтвердила вторая. – Еще за ручку шли… ух, бесстыдница. Он то и дело на нее поглядывал, а она-то все глазки ему строила.

– Развратница!

– Изменница!

– Немецкая шлюха!

– А ну, куры, чего квохчете? – прикрикнул на них расхаживающий вдоль очереди с наглым видом полицай Митрич, неизменно одетый в синюю бекешу со смушками. – Чего горло дерете? Покоя от вас нет.

– Да мы ничаво, Митрич, ничаво, – отозвалась притихшая старуха. – Мы о своем, о бабьем.

– Да знамо дело, – крякнул полицай, сплюнув. – Все языками чешете… Машку, небось, опять обговариваете? Эх, хороша дiвка, хоть и тоща, как по мне. Но глазища… Ух!

Он причмокнул губами от наслаждения.

– Угадал, соколик, – ответил за молчавших женщин старик. – О ней судачили бабоньки. Все косточки перемыли.

– Эт вы зря, – достав из кармана семечки, начал Митрич. – Уж больно ее цінує наш комендант. В обиду никому не дает… Ви ж не в курсі? Ой, що було… Начальник‑то наш, Иванко, око на неї поклав… а она ни в какую, упирається, так герр Вюффель особисто поговорил с Зинько. Не знаю, що сказал, но после того разговора той стороною обходить дівчину, очі от неї воротит. А та тільки рада… Так что, курки, якщо жизня дорога, то молчите. Скажите спасибо, що поки немає наказу вас трогать. А як що… я перший за вас возьмусь. Пам’ятайте!

Отойдя в сторону, полицай медленно зашагал в сторону полицейской управы. А между тем Маша, не раз замечавшая косые взгляды и слышавшая шушуканье за спиной, продолжала идти вдоль улицы, ведущей к лесу. И никто из осуждавших ее женщин и не догадывался, какой опасный груз, прикрытый для конспирации русско-немецким словарем, несла та в сумке.

– Ты принесла динамит? – осведомился одетый в потертую фуфайку парнишка, поджидавший Марию в кустах неподалеку от тропы, ведущей в чащу.

– Да, – протягивая сумку, ответила та. – Под книгой лежит. Больше не смогла принести, опасно, заподозрить могут… Только давай быстрее выгружай, как бы меня не хватились.

– Я щас, мигом, – засуетился мальчишка лет четырнадцати, вытаскивая из сумки опасный груз. – Еще что‑то есть?

– Есть, Степан, а как без этого? – она достала из-за пазухи несколько бумаг. – Тут расположение новых блокпостов в городе, списки угоняемых с датой и временем отправки эшелонов с пленными в Германию.

– Спасибо, Маша, я все передам товарищу Синегубову, а тот – товарищу Морозову, – убирая листы под фуфайку, отозвался Стёпка, с уважением посмотрев на девушку.

Глядя на юную партизанку, работающую в немецком логове, он поражался ее хладнокровию и невозмутимости. «Неужели ей не бывает страшно? – не раз задавал он себе вопрос. – Она же такая… нежная, хрупкая. Каково ей там?»

– Да, кстати, командир просил передать, чтобы ты без особой надобности не рисковала собой. Нам очень важно иметь своего агента там, – он бросил взгляд на видневшийся вдали город.

– Поняла, – улыбнулась она. – Не волнуйся, там я на хорошем счету. Меня никто не заподозрит. Я исправно выполняю обязанности, не лезу куда не следует… ну, почти не лезу.

– Ну, тогда ладно. Хотя, считаю, необходимо действовать крайне осторожно и залечь на дно на пару-тройку недель.

– С одной стороны, ты прав. Мое постоянное отсутствие могут заметить. Но, с другой стороны, вдруг появятся срочные донесения? Как тогда быть? Надо что‑то придумать…

Замолчав, она призадумалась, отчаянно перебирая в уме разнообразные варианты. «Нужно отыскать такое укромное убежище… место, где я смогла бы оставлять информацию отряду, а Стёпка – забирать, оставаясь незамеченным, – размышляла она. – Но где? Куда в нашем городе можно свободно ходить, не вызвав подозрений?» И в тот же миг надежда озарила ее лицо.

– Придумала! На окраине города растет большой раскидистый клен… ну, ты наверняка видел его, рядом с горой Ивана Рыльского. Мы с подружками часто сидели там до войны, любовалась рекой… Там вид… просто потрясающий, особенно на закате. Эх, какое было замечательное время… – грустно добавила она.

– А, ну да, видел я его, – подтвердил парнишка после непродолжительного молчания. – И что?

– Так вот… в нем есть дупло… ты найдешь его, не ошибешься. Мы прятали в