В Одессу на майские. Некурортный роман - Ирина Викторовна Буторина

на облупленные фасады старого города. — В независимой Украине денег на эти цели вообще не стали отпускать, и дома постепенно разрушаются. Видишь, на некоторых балконах трава и деревья растут? Под ними лучше не ходить. Недавно рухнул один балкон, людей убило. Даже по Первому каналу показывали.

К Дерибасовской подошли через Городской сад, где полюбовались знаменитым поющим фонтаном, сфотографировались по очереди на бронзовой лавке рядом с бронзовым Леонидом Утёсовым. Замедлили шаг возле пожилых одесситов, оккупировавших парковые лавки для игры в шахматы. «Пикейными жилетами», как во времена Ильфа и Петрова, их было уже не назвать. Они давно носили дешёвые китайские куртки, их тощие зады болтались в истёртых джинсах неизвестного происхождения, соломенные шляпы на плешивых и лысых головах заменили бейсболки, но эти одесситы, как и прежде, были хранителями шахматных традиций городского сада. Они наверняка знали творения своих остроумных земляков наизусть и считали, что бронзовый 12-й стул, стоящий у входа в сад, слеплен с натуры.

— Вот она, Дерибасовская, — сказал Петя, выходя на широкую улицу. — Она названа в честь офицера царской армии с испанскими корнями Осипа Дерибаса — основателя и первого градоначальника города. Вряд ли он догадывался, строя Одессу, что его фамилия будет увековечена во множестве анекдотов, блатных песенок и рассказов об этой улице. Наверняка ужаснулся бы тому факту, что все эти произведения создавались одесскими урками и распевались в пивнушках.

Главная улица Одессы была застроена невысокими двух-трёхэтажными домами и напоминала старые улицы многих провинциальные городов России, но выглядела она по-южному уютно и даже празднично за счёт светлых стен зданий. Она давно уже была пешеходной, но в отличие от большинства таких улиц, созданных в последние десятилетия на просторах бывшего Союза, вымощенных разноцветной тротуарной плиткой, была вымощена брусчаткой. Через несколько домов после знаменитого пивного бара «Гамбринус», воспетого Куприным, Дерибасовская практически закончилась. Оказалось, что эта известная во всем весь мире улица была совсем короткой.

— Думаю, что не стоит спускаться по Дерибасовской до конца, тут ещё пару домов и всё. Лучше пройдёмся по Пушкинской, — предложил Петя, — она считалась в старой Одессе самой респектабельной, что-то вроде нашей Фурштатской в Питере, где сейчас сосредоточены все посольства. На Пушкинской улице в Одессе жило множество знаменитостей, тут сплошные мемориальные доски, но главное, тут жил Пушкин, и мы сейчас сходим к нему.

Бронзового Пушкина нашли, он стоял напротив дома под номером 13, где поэт жил в своё время. Потом полюбовались старыми особняками с большим количеством лепнины, где обитала когда-то одесская знать, а теперь обосновались уважаемые люди Одессы, и повернули назад к главному зданию города — Оперному театру.

— Считается, что Одесский оперный театр второй по красоте театр в мире, — гордо сказал Петя. — Первый вроде парижская Опера, правда, наш Хипстерёнок, который был с предками и в Париже, и в Одессе, говорит, что одесский театр красивее. Я был там несколько раз, действительно роскошно, но скучно. То ли дело нынешние конкурсы пародий. Смотришь их по телику? — заметив насмешливый взгляд Иры, брошенный в его сторону, Петя тут же добавил: — Можно было бы посмотреть здесь какой-нибудь спектакль, чтобы ты могла увидеть, как красиво там внутри. Сходим потом.

От театра вышли к великолепному зданию одесской мэрии, украшенному колоннадой и скульптурами богов.

— Видишь, какое красивое здание? Его возводили те же архитекторы, которые застраивали Петербург: Кваренги и Моранди, а пушка возле здания — это память о Крымской войне, когда защитники Одессы не дали англо-французским войскам высадиться в одесском порту, — рассказывал Петя, не замечая, что Ира смотрит не на здание, а на синь моря, раскинувшегося под крутым одесским берегом.

— Море, — едва смогла выдохнуть она.

— Точно, море! Его видно с любой точки Приморского бульвара, на мой взгляд, главной улицы города. Идём дальше, там ещё один памятник Пушкину. И Дюк.

Приморский бульвар был прекрасен. Его центр, засаженный платанами и клёнами, ещё только собирался покрыться густой зеленью. Пока же сквозь жиденькую салатовость первых листочков с одной стороны просматривался ряд шикарных зданий, фасады которых напоминали кремовый торт и плитку шоколада одновременно, а с другой проглядывала через просветы между стволами удивительная синь моря, зажжённая солнцем. Как и положено, в тёплый праздничный день бульвар был полон праздношатающейся публики, одетой в по-летнему светлую одежду. Напротив здания мэрии народу было особенно много. Здесь стоял бюст великому поэту России Пушкину.

— Говорят, что это один из двух самых знаменитых памятников поэту. Первый стоит в Москве на Тверской, а второй тут, на набережной, по которой любил гулять поэт, когда был в Одессе во время южной ссылки, — продолжал просвещать подругу Петя, когда они подошли к знаменитому памятнику. — Наша училка по русскому языку в Якутии была фанаткой Пушкина. Она с таким негодованием рассказывала нам про подлеца царя, который сослал сюда великого поэта, что я как-то в восьмом классе прикололся и говорю: «Светлана Владимировна, вот смотрите: май за окном, вся Одесса в зелени и каштанах, море сверкает, а мы сидим здесь в валенках и ругаем царя за то, что он отправил поэта не сюда, в холодную Сибирь, а туда, на юг, к тёплому синему морю». Ох, и лютовала же она тогда! Батю требовала в школу. Тот пришёл, тоже сказал ей, что с удовольствием бы сейчас махнул в Одессу. Она больше орать не стала, потому что мой отец любую даму мог в ступор ввести: высокий, симпатяга и с юмором.

— Как ты, — чмокнула Ирина Петьку чуть ниже рукава футболки. — Ой, смотри, кто-то свастику на постаменте нарисовал. Какое отношение Пушкин имеет к украинским проблемам?

— Пушкин — русский, и поэтому причём, — прозвучал за её спиной старческий голос.

Говорил старичок с вислым еврейским носом, покрытым от старости красными прожилками, со слезящимися глазами, с субтильной сгорбленной фигуркой, свидетельствующей о том, что старичку за восемьдесят. Он наклонился к уху девушки и едва слышно спросил:

— Вы знаете, что он про них писал?

— Про кого?

— Про малороссов. Как вы понимаете, во времена Пушкина никаких украинцев попросту не существовало.

— Что-то я не припомню ни одного стиха на эту тему, — ответила Ира.

— Понятно, кто из молодёжи помнит классику? — воскликнул дед. — Мы с моей Розочкой очень любили Пушкина, она могла прочесть «Евгения Онегина» от начала и до конца наизусть. Мы каждый выходной бродили по этому бульвару, останавливались у этого памятника и читали стихи. Теперь я прихожу сюда один. Моя Розочка смотрит на меня с небес и повторяет за мной очень актуальные сегодня строки Пушкина:

Лакеи вечные Европы,