В Одессу на майские. Некурортный роман - Ирина Викторовна Буторина

Ребята, повернувшись на голос, увидели улыбающуюся физиономию парня в кожаной косухе, надетой на майку, оголявшую крепкую шею. На его небольшой голове была повязана бандана, открывавшая бритые виски.

— Вот образцы рисунков: драконы, цветы, китайский орнамент, памятные надписи, и ещё многое другое, — раскинул он перед ними рисунки из папки. — Можно сделать настоящее тату навсегда, можно рисунок хной, который держится месяц-два. Можно на руках, ногах — на любых частях тела, где захотите! Выбирайте! — рекламировал парень свою работу, не переставая улыбаться, но сверкая темными буравчиками глаз.

— Что же, прямо здесь делать будешь? — удивился Петя. — В антисанитарных условиях?

— Как захотите, можно и прямо на улице, можно у меня в офисе.

— Вот как, у тебя ещё и офис есть?

— Конечно, пройдёмте. Там у меня ещё больше образцов, это тут совсем рядом.

Парень был типичным представителем юга, смешавшим в себе различную кровь: славян, евреев, турок, румын и прочих народов, издревле селившихся на берегах Черного моря. Его загорелое лицо, несмотря на постоянную улыбку, не располагало к общению. Возможно, виной тому были черные без зрачков глаза, которые не выражали никакой доброжелательности. Немного потоптавшись, чтобы дать возможность потенциальным клиентам подумать над предложением, он снял косуху. Голые руки парня были сплошь покрыты разноцветной татуировкой. Ира засмотрелась на эти татуировки.

— Что, нравится? — спросил владелец тату.

— Нравится, — усмехнулась Ира, — рисунок, как на китайской вазе в Эрмитаже.

— Хочешь, тебе такой же сделаю?

— Нет, спасибо, я как-нибудь обойдусь, — ответила девушка.

— А губы у тебя есть? — вдруг заинтересовался Петька.

— Губы, конечно, в большом ассортименте, — оживился парень. — Можно с подписью, например, «Губы моей любимой» или «Поцелуй моей любимой».

— Класс! — обрадовался Петька. — Хочу тату в виде губ, а сверху подпись «Поцелуй Ириски», а понизу «Одесса 2014». Вот здесь, — показал он на предплечье чуть ниже рукава футболки. — Она меня сюда только что поцеловала, хочу этот факт увековечить, хотя бы на три месяца. Рисунок хной сколько стоит? Отлично, всего половину моей жалкой стипендии, пошли в офис, будешь рисовать.

Как и ожидалось, мастерская татушника или, как для солидности назвал её хозяин, «офис», представляла собой маленькую фанерную палатку, спрятавшуюся в кустарнике у пляжа. В прежней жизни она была, по всей видимости, какой-то торговой точкой, продававшей всякую курортную дребедень. Стены мастерской были густо завешаны различными картинками с изображением образцов рисунков и фотографий знаменитостей и просто моделей с тату.

— Вот, располагайтесь. Ты, парень, садись в это кресло, — указал мастер на кресло, напоминающее зубоврачебное. — Вы, девушка, пожалуйста, сюда, — указал он на пластмассовый стул. — Кофе, чай?

— Нет, спасибо, — сдержанно ответила Ира.

Петька уже слегка пожалел, что ввязался в эту авантюру, но все же улёгся в кресло, предварительно сняв футболку и подставив крепкий бицепс.

— А ты, я смотрю, спортсмен, — сказал татушник, протирая кожу спиртом.

— Пятиборец, но об этом на руке писать не надо, — пошутил Петька и продолжил: — А ты — укр или украинец?

— В смысле чего? — поднял брови художник.

— Я в смысле того, рыл ты Чёрное море или нет? — продолжал подшучивать Петька.

— Зачем мне его рыть, это сделали наши предки тысячелетия назад, — сказал парень вполне серьёзно.

— Знаешь, я решил приколоться, а получается, что вы и впрямь верите в своё неземное происхождение.

— А что тут верить, если это так? — ответил парень, продолжая старательно выводить что-то на руке Петра.

— Ладно, тогда не спорю, так, значит, так! Иначе ты мне вместо Ирискиных губок нарисуешь свастику.

— Да, свастика сейчас очень в ходу и ещё волчьи стрелы. Девушки их с цветами рисуют, а парни просто так. Тебе тоже могу ниже изобразить за отдельную плату, — предложил художник.

— Нет уж, не надо, в России за это и посадить могут, — ответил Петька. — К тому же я не фашик.

— Это тебе только кажется. Ты же русский, судя по говору, а каждый русский — фашист. Все они считают себя лучше других, а тем более лучше нас, украинцев.

— Ну, ты сказал! Мы фашистов в сорок пятом разбили и теперь не позволяем всякой сволочи голову поднимать. Ведь это всё от дури, от нечего делать, чтобы себя из толпы выделить. Типа, глядите, я не охламон, а самый что ни на есть русский. Теперь это не катит, будь ты хоть негром, хоть турком, главное — чего ты стоишь в денежном выражении. Один отстой колотит себя пятками в грудь и орёт, что Россия для русских. Однако у нас всё же есть повод так кричать, слишком много азиатов понаехало. В одном Питере их миллион, не меньше, а у вас на чём национализм цветёт, непонятно.

— Извини, братан, но наш национализм направлен против русских, которые нам свои законы диктуют. Местные русские нам своих президентов выбирают, а вы — москали — нас в Европу не пускаете. Украина расцветёт только тогда, когда избавится от русских. Своим мы говорим: «Чемодан — вокзал — Россия». А вас просто загоним за Урал.

— Смотрите, как бы пупок не развязался, — сказал Пётр, выдёргивая руку у татушника. — Не надо мне твоей мазни.

— Извини, брателло, я погорячился. Куда ты пойдёшь с незаконченным рисунком? Осталось половину надписи дорисовать. Что касается русских, у меня у самого четверть вашей крови. Просто достало. Хочется жить, как в Европе, ездить везде. Я там учиться хочу, а то кончил тут местную бурсу — машиностроительный колледж. Кто меня с таким образованием ждёт в Европе?

— У нас много народа, который тоже желает на Запад свалить. Даже шутка такая появилась, что теперь главный русский вопрос не «Кто виноват?» и «Что делать?», а «Валить или не валить?». Однако, чтобы вот так, всей страной, решили свалить на Запад, этого нет. На работу там не вдруг-то устроишься, разве что нелегалом грязь таскать, да и то в Европе своих мигрантов хватает для неквалифицированного труда. Учиться там, конечно, можно, лишь бы деньги были. Они всех берут, знай — плати. Ты что, много денег зарабатываешь, или папаша у тебя миллионер?

— Зарабатываю я мало, — согласился татушник, — но это всё тоже из-за России. Едут сюда нищие русские, мало кто хочет на искусство деньги тратить, а вот будем мы Европой, поедут богатые европейцы, я буду деньги лопатой грести.

— Слушаю тебя и поражаюсь, — заметил Петька. — Как можно дожить до таких лет и быть таким наивным? У богатых европейцев других мест для отдыха нет, кроме Одессы? Им твоя фанерная мастерская по ночам снится? Приедет в лучшем случае пару десятков экстремалов,