Химена. Верность и долг - Мария Тереса Леон

свою непокорную шероховатость и не становился чистым и мягким, как шёлк. При этом женщины пели и перекидывались острыми шутками, нередко вызывающими слёзы на глаза. Потом мужчины и женщины посильнее били снопы колотушками, убеждая лён в безнадёжности сопротивления. Потом его чесали жёсткой щёткою, отделяя волокна одно от другого осторожно, чтоб не порвать, до той минуты, покуда чистой куделью не ляжет он на веретено, из которого будет сучиться нить, и не вступит с ним в игру резвое мотовило. А потом уже прялка завладеет пушистыми клубками, и тонкие нити струнами протянутся по арфе основы, и лёгкий челнок ударит по этим струнам и побежит, подскакивая, туда-сюда, в то время как мысли прях унесутся далёко, далёко…

Хорошо работается в тёплой кухне под уютное бульканье котлов. Надо всем веет тёплый пар от кипящих бульонов и резкий запах свежей капусты. Ставни плотно притворены, и только, если какой-нибудь поварёнок откроет на мгновенье дверь, со двора врывается ослепительный блеск снега и порыв ледяного ветра. Снаружи всё заковано в льдистую искрящуюся сказку, ибо не успел стихнуть снегопад, как солнце вышло на чистейшее голубое небо, кажущееся Химене слишком уж прекрасным, словно эта красота неба чем-то оскорбляет глубокую печаль её сердца. Отведя глаза от этой голубизны, Химена садится в сторонке одна, погружённая в свои мысли и в заботы о детях и доме, словно ничего кругом не замечая. Но рабыни и служанки недаром так истово хлопочут — меткий взгляд хозяйки следует за ними повсюду. Время от времени из кипящих котлов падают жемчужные капли прямо на раскалённые уголья, от которых с шипением подымаются язычки пламени. Сразу же приспевают поварята, быстро наводят порядок, и всё кругом снова затихает… Но почему внезапно смолкла песня рабынь? Нежданные, незнакомые голоса за дверью нарушают привычный, покойный ход трудового дня… Что случилось?.. Почему всеми вдруг овладело какое-то тревожное чувство? Может быть, монастырь Сан-Педро де Карденья слишком уж дружно радовался добрым вестям? Ведь, говорят, король Альфонсо всё-таки не смог удержаться от улыбки при виде прекрасных чёрных коней, хотя, видимо, пока что не намеревается менять своё решение насчёт судьбы Сида… Так почему же сейчас лязг оружия вдруг нарушил мерную латынь монахов? Разве между верным вассалом, сражающимся в дальних краях, и его королём не было перемирия, которое слава Сидовых ратных подвигов делала, казалось, с каждым днём крепче?.. Астурийские дамы Химены в панике подбегают к своей госпоже. Одна из них, по имени Адосинда, произносит, задыхаясь:

— Сеньора, судья города Бургоса велел взять вас под стражу!

Химена не шевельнулась в своём кресле. Что это — приказ её дяди короля Альфонсо? Но разве она и так не пленница? Или королю понадобилось ещё урезать крохотное пространство её свободы?.. Судья Бургоса, тоже приходящийся ей родственником, вошёл в кухню. Аббат загородил ему путь… Химена останавливает старика:

— Не надо, добрый мой аббат. Если им есть что́ сказать мне, пусть скажут.

Но смущённому посланнику короля Альфонсо даже не пришлось разомкнуть губ — за его спиной выросла фигура палача. Он держит в руках цепь и кандалы. Для неё, Химены… Все, застыв в ужасе, смотрят на руки палача…

— Это против закона. Мой Родриго не сражался с королём, он сражается с неверными. А тому, кто за короля, «не надлежит причинять никакого зла. Ни жене, ни детям его, ни в ратном деле, ни по имуществу…»

Голос Химены, повторяющий закон, теряется средь пара котлов, резкого запаха капусты и смятенного молчания окружающих.

— Приказ против изменника… — печально бормочет судья города Бургоса.

— Лжёт, кто произнёс это слово. Те, что оклеветали супруга моего Родриго Диаса перед дядей моим королём Альфонсо, — лгут!

Но приказы существуют для того, чтобы исполнять их молча и опустив голову. И Химена, бледная от праведного гнева, должна повиноваться. Палач позвякивает цепью… Как? Уже?.. Разве нельзя, чтоб ещё несколько минут холодное железо не прикасалось к ней?.. Как быстро превратилась она из хозяйки замка Бивар в пленницу замка Бургоса!.. Донья Химена Диас встаёт со своего кресла. Дочь графов Овьедо, внучка Альфонсо V, племянница короля Альфонсо, инфант Эльвиры и Урраки и дона Гарсия, того, что столь короткое время был королём галисийцев, закусывает губы, подавляя свою гордость. Ведь и дядя дон Гарсия в темнице, и закован в те же самые королевские кандалы, которые холодным кольцом схватят сейчас её щиколотки… Это всё та же инфанта Уррака нашептала королю, что надо бросить в темницу дона Гарсия, чтобы все королевства, составляющие некогда единое владение их отца, снова вернулись в одни руки!.. Химене остаётся молчать и покориться. И если во имя чести Родриго она должна надеть на себя цепи — что ж… пусть тогда вся округа сбежится, чтоб заковать её, она не дрогнет… Нет, не дрогнет… Пусть заковывают, а потом пусть ответят перед богом. А она, Химена, молча исполнит долг любви… И в цепях. И в кандалах. И в темнице. Во имя Родриго…

— Поступайте со мною, как вам велено. Но что будет с детьми?

— Мы увезём их. Они тоже отвечают за отца.

Дон Диегито бьётся и вырывается. Чтоб успокоить сына, Химена соглашается, чтоб он ехал до самого замка верхом на своей любимой белой лошадке, а судья Бургоса разрешает взять с собой соколёнка, уже подросшего и нетерпеливо поклёвывающего нашесть.

Громко заплакали служки-поварята, видя, как накаляется железо и смыкаются кандалы… Ворчит, раздуваясь, пламя, а все чувствуют дрожь, словно на морозе. И в очаг, раздутый теми же поддувалами, что оживляли весёлый огонь, готовивший вкусные кушанья для Сидовой трапезы, падают теперь горькие слёзы поварят. «Какой ужасный мир. Какой жестокий мир!» — бормочет повар-монах, поднося к губам крестик палисандрового дерева, с которым никогда не расстаётся. Какой ужасный мир! Уже сомкнулись тесные кандалы королевской угрозы, уже Химена тщетно пытается приподняться — цепи мешают ей. Судья бессилен — его долг увезти её, даже если б она лежала на смертном одре! Один только Родриго мог бы снять с неё эту тяжесть… Но она не склонится, не взмолится, не попросит…

— Собирайтесь в дорогу, дети, отец нуждается в нас. Спасибо господу, что даёт нам силы перенести всё, что нам на роду написано. А вы, женщины, утихните!.. Адосинда, собери побольше тюфяков и одеял, чтоб каменный пол темницы стал мягче и тело не сдалось раньше, чем душа. Диегито, сынок, покажи всем, чего стоит рыцарь из рода справедливых судей, а я покажу, что астурийские женщины не страшатся ничего!

Химена встала с кресла. Добрый аббат дон Санчо, который доныне лишь пред одним господом богом преклонял колена, сейчас склонился