Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Если бы мать могла увидеть своего сына и его коня, она была бы поражена: в боевой раскраске они были почти точной копией Странника и Мрака. Надуа пришлось бы подойти поближе, чтобы заметить, что лицо у Куаны чуть шире, чем у отца, а глаза скорее темно-серые, чем черные. Приопущенные веки придавали его взгляду расслабленно-сонное выражение, которое подчеркивалось широкими скулами и чувственным ртом. Ан-фасом он походил на воина-команча, но в профиль было видно, что его нос лишен горбинки, как у матери.

Торс Куаны был обнажен. Мускулы на спине, плечах и груди блестели от бобрового жира; Замысловатые кисточки на концах красной набедренной повязки свисали ниже колен. Белые кромки на леггинах и на голенищах мокасин были покрыты сложным узором из бисера. В проколотых ушах висели чучела двух крошечных птичек. Толстые косы были перевязаны шелковистым мехом выдры. В пряди на макушке красовалось орлиное перо.

Постепенно за его спиной стали проявляться очертания и других людей. Здесь были квахади и ямпарика, шайены и кайова, коцотека и даже арапахо. Воинов каждого племени и народа вел собственный вождь. Помет Койота ехал чуть в стороне. На нем не было ничего, если не считать винтовки и копья. Себя и своего коня он выкрасил охрой, а волосы украсил полынью. Он утверждал, что другой защиты ему не понадобится — на это есть его Maгия. Куана почти поверил ему. Помет Койота предсказал, что в небе появится огонь как знак того, что Великий Дух поможет им. И огонь появился — сияющий шар с длинным дымным хвостом, еле заметным на черном небе. Он все еще был виден. Комета Коджа была необычно яркой. Туманная область вокруг ее ядра имела несколько четко выраженных слоев, заметных невооруженным глазом. Это было потрясающее зрелище.

Этот налет не мог окончиться неудачей. Даже если магия Помета Койота и была не так сильна, как утверждал он сам и его последователи, здесь было семь сотен отборных воинов — лучших представителей четырех племен. Куана хорошо продумал набег на лагерь белых, где было всего двадцать пять человек. К тому же все они спали.

Он ощутил волну восторга, поднимающуюся внизу живота. Скоро они с криками понесутся по покрытому цветами склону и перебьют охотников прямо в постелях. Они дадут белоглазым урок и выгонят их с равнин. После такого поражения никто не рискнет вернуться. Чернокожий горнист, дезертир из кавалерии, поднес горн к губам, готовясь трубить атаку.

Светало. Куана уже отчетливо видел четыре квадратных массивных здания, примостившихся на дне высокой долины. Отсюда они казались совсем крошечными. Но река Канейдиен была еще ниже, и очертания ее извилистого русла можно было угадать лишь по плавной линии деревьев и кустов, растущих вдоль берега. За рекой открывался великолепный вид на несколько рядов темно-синих холмов, раскинувшихся до самого голубовато-серого горизонта. Птицы запели в высокой траве. День обещал быть удачным для битвы.

Со своей позиции Куана не видел пятнышек света в окнах салуна Ханрахана. Не видел он и того, что люди внутри не спали. Под весом многих тонн сухой земли, покрывавшей крышу салуна, треснула одна из опор, отчего находившиеся внутри проснулись и последние два часа занимались ее заменой. Пока воины готовились к атаке, белые выстроились вдоль барной стойки, чтобы пропустить по стаканчику за счет хозяина.

Билли Диксон и Бэт Мастерсон вышли на свежий утренний воздух. Они справляли нужду, стараясь с помощью струй выписать в пыли свои имена, когда Били заметил какое-то движение на вершине холма. Мастерсон увидел, как он напрягся, и спросил:

— Что такое?

— Не знаю.

Они попятились к салуну, обшаривая тазами окрестные холмы, когда вдруг зазвенел горн. Словно по мановению волшебной палочки на холмах показались индейцы. Все они были раскрашены всевозможными оттенками охряного, красного и черного или белого и желтого. Их лошади были украшены лентами, перьями и узорами. Воины устремились вниз по покрытому цветами склону, и их боевые кличи слились в один переливистый хор, заполнивший собой долину. Казалось, что они спускаются прямиком с восходящего солнца, купаясь в его золотистых лучах.

Диксон и Мастерсон со всех ног бросились к двери салуна и принялись колотить в нее. Пули начали взбивать у их ног фонтанчики пыли. Дверь чуть приоткрылась, и они ввалились в помещение. Билли пристроил ствол своего ружья сорок четвертого калибра на край окна и принялся методично отстреливать всадников, пока они не приблизились на расстояние их выстрелов. Другие охотники, многие из которых были, не одеты, заряжали винтовки патронами из патронташей, наброшенных прямо поверх колючего шерстяного исподнего.

Издав восторженный клич, Диксон обернулся к приятелю:

— Вот это да! Их там, наверное, целая тысяча! Рад, что довелось такое увидеть! Жаль только, что это ружье — не мой «большой пятидесятый».

— Диксон, ты спятил! — Мастерсон присел возле деревянной стены, дрожащими пальцами загоняя патроны в свой «Ремингтон».

В ярости Куана направил коня прямо на дверь салуна, пытаясь проломить ее. Белые выбили землю из щелей между бревнами и открыли убойный перекрестный огонь через образовавшиеся отверстия. Куана отступил на безопасное расстояние и присоединился к всадникам, носившимся вокруг домов. Он свесился с коня и стрелял из-под его шеи. Но по-настоящему безопасная дистанция была слишком велика для винтовки Куаны. Грохот охотничьих ружей начал заглушать хлопки более легкого оружия нападавших. Сами охотники были способны распознать выстрелы каждого «большого пятидесятого» по тому, как владелец снаряжал патроны для него. Четырнадцатифунтовая винтовка Шарпса была способна послать пулю самодельного патрона, снаряженного ста десятью гранами пороха, на большее расстояние и с большей точностью, чем любое другое ружье. И хотя большинство мужчин в поселке мало смыслили в чем-то, кроме выпивки, игр, богохульства и разврата, стрельба была из тех редких занятий, в которых они знали толк.

Час проходил за часом, и день становился все жарче Священная война Помета Койота явно пошла не так, как он рассчитывал. Многие воины пали, и их тела нужно было вытащить. Конь под Куаной был убит, а сам он, пытаясь укрыться за гниющей тушей бизона, получил в спину отрикошетившую пулю. Рана оказалась несерьезной, но плечо и рука на несколько часов утратили подвижность. Ему показалось, что его пытался убить кто-то из собственных воинов.

Отряд отступил на гребень холма над поселком, чтобы выяснить, кто стрелял в вождя. Они не беспокоились о том, что охотники могут улизнуть. В загоне не осталось ни одного