Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

В отделениях все было точно так же, только там были еще плакаты с цитатами из пророков Исайи или Иеремии и Псалтири. Несколько больших окон выходило во внутренний двор, но ставни были открыты только на одном.

Мисс Перкинс молча указала на кресло напротив стола, и Уна покорно расположилась в нем. Она сложила руки на коленях, скорее чтобы унять дрожь, чем для того, чтобы принять женственную позу, и подняла невинные глаза на директрису.

– Сестра Хэтфилд сказала мне, что сегодня у вас возникли некоторые трудности…

Как и во время вступительного собеседования, ничто – ни взгляд, ни поза, ни голос – не выдавало истинных мыслей мисс Перкинс. С ней бы Уна на улицах сработалась…

– Я сегодня не очень хорошо слышала и видела то, что демонстрировала нам на лекции мисс Хэтфилд, потому что далеко сидела. А потом в отделении кое-что перепутала. Но сейчас я все уяснила себе. Такого больше не повторится.

– Возможно, вы сидели далеко, потому что опоздали?

– Я опоздала всего на пару минут. Моя соседка по комнате никак не могла найти свой чепец, и мы…

– Но ведь мисс Льюис пришла вовремя.

– Мы в последний момент нашли ее чепец, и она убежала на занятия, а мне еще надо было…

– Мисс Келли, я позвала вас сюда не для того, чтобы выслушивать оправдания, – отрезала мисс Перкинс, нахмурившись. – Вы либо подходите для обучения у нас, либо нет. Ваше поведение сегодня говорит о последнем.

Повисла длительная пауза. Уна резко наклонилась вперед, оставаясь в кресле. Так, надо менять тактику. Но как? Льстить? Уну снова – как в прачечной – бросило в пот. Во рту пересохло от волнения.

– Прошу вас, дайте мне еще шанс! Ну пожалуйста! – начала Уна дрожащим голосом. – Я точно подхожу для обучения и докажу это!

Директриса откинулась в кресле и сложила руки перед собой. В гнетущей тишине было слышно только мерное тиканье часов. И директриса, похоже, не собиралась нарушать эту тишину. Уна ждала, пытаясь не проронить и звука. И надеялась, что слезы в ее глазах убедят директрису в серьезности ее намерения стать медицинской сестрой.

Как же глупо было со стороны Уны предполагать, что она сможет освоить здешнюю программу играючи! А еще глупее было недооценивать мисс Хэтфилд и ее неприязнь. Уна больше не повторит этих ошибок. Если только ее не исключат.

Наконец, директриса нарушила молчание.

– Уход за больными – это не развлечение для скучающих барышень. Это самая настоящая профессия. Призвание. Неподчинения и халатности мы здесь не потерпим. Если я еще раз увижу вас в своем кабинете в течение испытательного срока – и не важно, по какой причине! – вы будете исключены. Вам ясно?

– Да, ясно. Спасибо вам! Да! – выпалила Уна, вскочив и направившись к двери, пока директриса не передумала. – Вы не пожалеете об этом, обещаю!

Глава 18

На следующее утро Уна заставила себя встать, как только услышала, что Дрю проснулась. Она сбегала в ватерклозет, а не к общественному туалету в конце квартала – правда, чуть не задохнулась, все время зажимая нос и стараясь не дышать. Оказалось, что если дернуть эту странную ручку на веревочке, то польется вода, смывающая все нечистоты. Уна дернула ручку раза три. Просто из любопытства. Больше не могла, ведь она все это время не дышала. Она вылетела из ватерклозета пулей и долго пыталась продышаться.

Мисс Хэтфилд недовольно сощурилась, увидев Уну среди пришедших на занятие. И ведь в этот раз Уна не опоздала и слушала очень внимательно. Было ясно, что мисс Хэтфилд разочарована тем, что директриса не выставила Уну. Она не успокоится, пока не поймает Уну хоть на малейшей оплошности. Но Уна будет лезть из кожи вон, и у мисс Хэтфилд ни за что не выйдет опять загнать ее на ковер к директрисе.

Хотя очень быстро выяснилось, что это было легче сказать, чем сделать. Что бы ни обсуждалось на утреннем занятии – важность проветриваний, возможные источники неприятных запахов в душном помещении, температура в палатах, поглотители запахов, разница между сорбирующими и антисептическими дезинфицирующими средствами, – мисс Хэтфилд ожидала, что Уна схватит все на лету и тут же начнет применять эти знания, и проверяла это уже во время своего вечернего контрольного обхода в тот же день. Если она видела, что Уна проветривает, то придирчиво осматривала койку каждого пациента, проверяя, достаточно ли тепло он укрыт и хорошо ли ширма защищает его от сквозняка. Если видела, что окна закрыты и Уна разожгла печь, чтобы вытянуть грязный воздух через трубу, она тут же упрекала ее за то, что та не учла, что из коридора поддувает, а воздух в коридоре не обеззараживается. Если же мисс Хэтфилд обнаруживала, что Уна расставила везде сосуды с углем, чтобы они впитывали из воздуха вредоносные примеси, то поджимала губы и спрашивала, почему та выбрала уголь, а не пористую глину, хотя на утреннем занятии сама утверждала, что они взаимозаменяемы.

К тому же, как только сестра Хэтфилд появлялась в палате, всем пациентам, которые до этого преспокойно лежали по своим койкам, срочно и одновременно становилось что-нибудь нужно: кому судно, кому стакан воды, кому теплый компресс. Всем, что требовало медицинских манипуляций, занималась второкурсница, а вот такие простые задачи как раз и ложились на плечи Уны. Поэтому очень часто Уне приходилось отвечать мисс Хэтфилд на сложные вопросы – например, о разнице между антисептическими средствами, – неся в одной руке грязное постельное белье, а в другой стакан с водой или переполненное судно. Но несмотря на то, что Уна иногда путала жидкость Конди[33] с хлоралгидратом или температура в ее палате на градус или два отклонялась от предписанного диапазона в 65–68 градусов по Фаренгейту, мисс Хэтфилд бранила ее за невнимательность, но все же не посылала снова к директрисе.

Через две недели Уне начало казаться, что она начинает осваиваться в этом организованном беспорядке. В конце концов, раскусить пациента не сложнее, чем потенциальную жертву. Если щеки пациента приобретают зеленоватый оттенок – значит, его вот-вот стошнит и нужно успеть подставить ему тазик. Если у пациента пересохли губы и он часто их облизывает – значит, его мучит жажда и надо дать ему попить. Если же пациент напряжен и у него бегают глаза, значит, ему нужно судно, но он стесняется об этом попросить.

Уна даже начала ждать прихода мисс Хэтфилд. Как и на улице, легче всего запудрить мозги тому, кто делает все строго по заведенному порядку. Мисс Хэтфилд начинала свой день с лекции для учениц, потом присоединялась к обходу палат с врачами. И еще раз совершала обход после обеда. Она всегда начинала вечерний обход со второго этажа после чая, который пила с директрисой Перкинс и другими старшими медсестрами, и проверяла седьмое и восьмое отделения перед тем, как спуститься по лестнице, расположенной в восточной стороне северного крыла здания. Там она начинала проверку с первого отделения и далее инспектировала все отделения по очереди. Принимая во внимание, что на проверку одного отделения у мисс Хэтфилд уходило, как правило, минут двадцать, Уна ожидала ее появления в четыре часа. Максимум на пару минут раньше. Так что когда часы отбивали половину четвертого, Уна начинала приготовления к приходу мисс Хэтфилд. Она протирала до блеска длинный стол, стоящий посередине палаты, подтыкала одеяла и простыни всем пациентам, вымывала все грязные судна. К тому моменту, как по коридору раздавались семенящие шаги мисс Хэтфилд, Уна была готова встретить ее с широкой – хотя и деланой – улыбкой.

Уна так старалась поддерживать чистоту в палате, а сестра Хэтфилд так жаждала поймать ее на какой-нибудь ошибке или упущении, что Уна почти не замечала никого другого в больнице. Тем временем пациентов регулярно навещали врачи, больным приносили еду, уборщицы мыли полы и протирали окна, к пациентам приходили посетители. Но Уна замечала все это, только если нечаянно опрокидывала ведро уборщицы или ей надо было срочно подать платок разрыдавшейся посетительнице. В остальном ей было не до того, что происходит вокруг. Врачи давали какие-то указания второкурснице, и при этом почти не замечали Уну. Зато они бесцеремонно сдвигали ширмы, которыми Уна тщательно отгораживала пациентов от сквозняков, и разбрасывали свои грязные инструменты прямо