Снегири на снегу (сборник) - Олег Георгиевич Петров

– Мой дорогой, мой сладенький… Не забывайте, какие руны в ваших петлицах! Великий фюрер и рейхсфюрер СС учат нас каленым железом выжигать скверну подобного сладострастия…

В этот момент, пшикнув сжатым воздухом из тормозных барабанов и тяжело качнувшись вперед, «опель-блиц» остановился рядом с дзотом, перед поджарой фигурой в кожаном пальто. Кюнстлер перепуганно выкатился колобком из кабины и побежал в заднему борту грузовика – немедленно справиться о состоянии доставленного русского.

Мюнше, у которого при виде Ренике, тут же снова испортилось настроение, нехотя вылез из теплой кабины и поплелся докладывать гауптштурмфюреру о благополучном прибытии.

Тот, выслушав формальный рапорт, не преминул в очередной раз докопаться до Отто:

– Удивительно, как вы хоть это смогли, Мюнше! Посмотрим, что получится дальше. Но колонну вы построили безграмотно. Для чего выпятили вперед грузовик?

– Прикрыл им машину господина полковника…

– Мюнше, вы идиот? – с театральной интонацией, громко, чтобы услышали солдаты в кузове грузовика и на головном мотоцикле, спросил гестаповец. – Самый главный объект, квинтэссенция у нас что?

Вопрос обескуражил Отто, особенно мудреной и непонятной второй частью.

Ренике, с наслаждением разглядывал растерянную физиономию Мюнше:

– Да вы и в самом деле кретин, абсолютнейший кретин…

– Гауптштурмфюрер! Доложите обстановку! – Из скрипнувшего тормозами «майбаха» начальнику остбургского гестапо нетерпеливо махнул перчаткой фон Заукель. – У нас мало времени. Полагаю, нам следует засветло добраться до аэродрома в Остбурге.

– Естественно, господин полковник, – Ренике шагнул к машине. – До Берлина – несколько часов лету, и, конечно, их лучше провести в ночном небе – невидимкой для русских зениток и истребителей.

– Отправляйся с нашими попутчиками на пост, выпейте кофе. Через четверть часа продолжаем движение, – выдал распоряжение своему водителю Заукель и, проводив глазами поспешивших за ефрейтором Климова и Грачко, повернулся к гестаповцу: – Ну что вы застыли, Ренике, прошу в салон. Мы выпьем кофе здесь, к тому же, фройляйн Анна приготовила в дорогу свежие бутерброды.

– Яволь, – весело отозвался Ренике, обходя машину. Напоследок обронил для Мюнше, проглотившего при упоминании о бутербродах голодную слюну:

– Дайте солдатам команду оправиться и перекурить. До города будем выдвигаться в темпе. Я сам построю колонну, как надо, а то ваш идиотизм сведет меня в могилу!

«Сведет меня в могилу… Сведет меня в могилу…», – машинально замурлыкал Мюнше на мотив одной старой детской песенки, объявил перекур и, попыхивая сигаретой на ходу, чего до этой минуты сам не допускал и категорически пресекал среди подчиненных, бодро зашагал к железному старине – боевому другу Т-IV. «Сведет меня в могилу… Сведет меня в могилу… Сведет меня в могилу… Тра-ля-ля!..»

– Боевой привет! Хайль Гитлер! – улыбаясь, поприветствовал Отто копошившегося у моторного отсека танкиста в теплой куртке и замасленном комбинезоне. Увидев знаки различия Мюнше, танкист вытянулся в струнку и отрапортовал:

– Господин унтерштурмфюрер! СС-панцершютце Шоберт! Зиг хайль!

– Вольно, Шоберт, вольно. Есть глазами меня не надо, – усмехнулся Мюнше, похлопал рядового по плечу, протянул открытую пачку сигарет. – Закуривай. Давно служишь?

– Призван в сентябре сорок второго, герр унтерштурмфюрер!

– Да не тянись ты в струну. Мы – не пехота. Мы – танкисты, – снова похлопал Отто солдатика по плечу. – Я, правда, теперь уже не на танке воюю, но чертовски скучаю по доброму старому другу! – Теперь Мюнше уже хлопал рукой в вязаной перчатке по настывшей броне. – Покури, покури, панцершютце Шоберт, а я пока посижу на командирском месте, вспомню молодость.

Он отдал сигаретную пачку солдату, ухватился за поручень и легко взлетел к башенному люку. С удивлением обнаружил, что ничего не забыл: привычно, не зацепляясь за острые углы даже в долгополой шинели, скользнул на сиденье, автоматически захлопывая люк над головой и стопоря его защелкой; руки привычно легли на рукоятки поворотных башенных механизмов; глаза привычно впились в окуляры пушечного прицела… Наконец, Отто довольно откинулся на спинку сиденья и умиротворенно прикрыл веки…

– Докладывайте, гауптштурмфюрер. – У Заукеля и следа не осталось от секундной вспышки нетерпения, но глаза выдавали – настойчиво сверлили шефа остбургского гестапо, поудобнее рассаживающегося на мягком диване-сиденье «майбаха». С легким наклоном головы приняв из рук полковника металлический стаканчик с кофе, Ренике покатал его в застывших ладонях.

– Как вам уже известно, господин полковник, лагерной поисковой группой след четвертого беглеца был обнаружен неподалеку от развилки, где попалась тройка остальных. След вел в противоположную от шоссе сторону и вначале был потерян у незамерзающего ручья, но в результате тщательного прочесывания берегов утром вновь обнаружен. Вывел на проселочную дорогу, соединяющую деревню Тельпушино с заброшенным лесным хутором. Здесь след оборвался…

– По сути, Ренике, по сути! У меня нет времени! А в дороге нам не следует быть в одной машине, да и лишние уши…

– На лесной дороге с беглецом столкнулся местный полицай, некто Крюков… Все полицай-команды, герр оберст, были своевременно извещены о побеге, – пояснил Ренике. – Этот Крюков – один из наших осведомителей. Он незаметно подобрался к бежавшему, оглушил его и привез на хутор…

– Почему на хутор, а не в деревню?

– Жадность, герр оберст, – усмехнулся Ренике. – За поимку беглеца была назначена денежная награда. А эта русская сволочь запереживала, что получит не весь куш, если привезет беглеца на полицейский пост или в местную комендатуру. Делиться не захотел. А хутор… В общем, в прошлом году этот Крюков прибрал его к рукам, обживает, как собственный…

– Распустили вы тут весь этот славянский сброд, – буркнул фон Заукель. – Среди героев Восточного фронта, без сомнения, найдется достаточное количество офицеров, которые достойны вступить во владение местными лесными и земельными угодьями. Я с удовольствием посетил бы любого из своих боевых друзей, получи он за пролитую на полях сражений кровь фольварк поблизости. Можно обустроить уютный охотничий домик, не хуже тирольского. Говорят, здесь полно дичи? Вепри, лоси…

– Пока в этих лесах вооруженного двуногого зверья больше, чем нормальной дичи, – не удержался гестаповец, – а охота на него мало напоминает даже облаву на волков или загон кабана…

– Не жальтесь, Ренике. Мы отвлеклись. Дальше!

– Полицай оставил пленника связанным на хуторе, вернулся в деревню и сообщил нам.

– О каком вознаграждении вы объявили? – полковник с усмешкой глянул на Ренике.

– Полторы сотни остмарок.

– Столько суеты из-за жалкой пригоршни пфеннигов, – брезгливо поморщился Заукель. – Ваш осведомитель и в самом деле патологически жаден.

– Патология или нет, но это позволило нам разыграть комбинацию.

– О! Какая оперативность! Это интересно. И что же вы придумали?

– Сообщение о беглеце получил мой заместитель, оберштурмфюрер Краус. Он немедленно выехал на хутор. Со слов нашего осведомителя, до приезда Крауса, лагерник в сознание так и не приходил. Основательно разбил где-то голову, еще до встречи