Снегири на снегу (сборник) - Олег Георгиевич Петров

никакая, даже самая хваленая медицина… Погоди-ка, погоди-ка! А вот тут, брат, ты не додумал! В истории разведки примеры имеются. Инвалид куда меньше вызывает подозрений. Этот “довесок” к “легенде” немцам только на руку… Но ведь с вами, суки, и в обратную игру сыграть можно…»

Барабин встретился глазами с Заукелем и, разлепив пересохшие воспаленные губы, прохрипел – по-немецки, чтобы окончательно добить эту падлу:

– Может, вы и правы, господин полковник…

***

Ренике осторожно, с улыбочкой, опустил телефонную трубку на рычаги и, продолжая улыбаться, взглянул на Мюнше, который после услышанного, да еще лицезрея довольную улыбку гестаповского начальства, тоже осклабился.

– А вот вам-то, Мюнше, совершенно нет повода веселиться!

Ренике вплотную приблизил остроносую физиономию к лицу унтерштурмфюрера и, не стирая улыбочки с лица, зашипел:

– Вы-то чему так обрадовались, а? Побег ликвидирован – и что же, полагаете, история благополучно завершилась? Только не для вас, Мюнше, не для вас! Вы бездарно позволили четверке русских уйти из лагеря! Вы бестолково ловили их в лесу! Вы не смогли сохранить ни одного свидетеля! Да и не поймали вы последнего из беглецов! Его схватили другие! Другие, Мюнше! Они исправили ваш вопиющий промах! Хотя… – Ренике отвернулся от унтерштурмфюрера и принялся застегивать плащ, теперь уже адресуя шипящие слова оконному стеклу. – А почему это я назвал все случившееся промахом? Нет, я непростительно ошибаюсь, называя чрезвычайное происшествие промахом…

Крутнулся на каблуках опять к лагерному эсэсовцу:

– Ваша служба в этом тихом местечке, Мюнше, не промах. О, насколько же я наивен, как я привык доверять людям! Привык! А этим беззастенчиво пользуются самые отвратительные негодяи!..

«Вряд ли до этого тупого солдафона дойдет тонкая ирония», – безнадежно подумал начальник местного гестапо и, отказавшись от наполненной нарочитой театральщиной издевки, уничтожающим взглядом окинул унтерштурмфюрера с головы до ног.

– Мюнше, а вы сами-то понимаете, что произошло? Можете не отвечать – на вашей глупой роже ответ написан салом! Жрать, спать и тискать баб – по-другому службу здесь вы и не представляете. А в промежутках изображаете служебное рвение, разряжая в лагерное стадо пистолет. И уверены – благодарный рейх утирает, глядя на вас, слезы умиления? Отнюдь, Мюнше, отнюдь! Вы, Мюнше, – самый натуральный пособник русских, всего этого партизанского, чекистско-бандитского отребья! Вы им служите, Мюнше! Им! Не фюреру, не рейху – им! О, какие эмоции!

Ренике рассмеялся, глядя на побагровевшего и.о. коменданта.

– Рекомендую найти хорошего пьявочника. Вам это будет полезно. Или хотя бы регулярное кровопускание, Мюнше. Иначе вы лопните от дурной крови. Хотя… К чему теперь вам, дорогой мой, медицинские советы! На Восточном фронте есть кому отворить вам кровь!.. А может, вы там найдете самый высший смысл, а, Мюнше? И вашу грудь увенчает Рыцарский крест! Ха-ха-ха! Боюсь только, дорогой Мюнше, что он может оказаться из русской березы. Ха-ха-ха-ха…

Гестаповец оборвал смех и отчеканил:

– Сейчас, унтерштурмфюрер, я уеду в одно местечко неподалеку. Это – по дороге на Остбург. Комендантский пост на шестнадцатом километре у деревни Тельпушино, надеюсь, вам известен?

– Так точно, герр гауптштурмфюрер!

– Тогда… – Ренике отвернул обшлаг рукава, глянул на часы. – В шестнадцать тридцать я буду ждать на этом посту господина полковника. Оттуда мы двинемся в город вместе. Ваша задача, Мюнше: обеспечить безопасное выдвижение полковника с его добычей до поста у Тельпушино. Ясно?

– Так точно, герр гауптштурмфюрер!

– Лично возглавить сопровождение, унтерштурмфюрер, лично! Не вздумайте перепоручать это своим болванам!

– Так точно, герр гауптштурмфюрер!

– Вот это у вас получается образцово, Мюнше! Если бы это слышали ваши лагерные псы – передохли бы от зависти! – снова развеселился гестаповец, с нетерпением поглядывая в окно. – А вот, наконец-то, и машина от Крауса!

Стремительно, в кожаном хрусте своего антрацитового пальто, Ренике шагнул к дверям, натягивая поглубже оскалившуюся черепом-кокардой фуражку. Но на пороге еще раз обернулся на и.о. коменданта – Мюнше, поспешив за ним следом, только и успел тормознуться, дабы с размаха не врезаться в гауптштурмфюрера.

– Аккуратнее! Чего вы, как бегемот, прете! Еще раз – специально для тупоголовых кретинов! – повторяю: я жду господина полковника на развилке у Тельпушино в шестнадцать тридцать. Не перепутайте, Мюнше!

Отто убедился, что гестаповский лис благополучно уселся в кабину прикатившего за ним бронетранспортера, в открытом отсеке которого мерзли пять или шесть солдат в выкрашенных белилами касках, терпеливо дождался, пока урчащая и стреляющая вонючим дымом бронемашина выползет за центральные лагерные ворота.

Потом Мюнше вернулся в кабинет, уселся в кресло – так, чтобы не прозевать, когда полковник попрется из административного барака, – и с удовольствием закурил. С необычайным удовольствием! – словно это была не вонючая эрзац-сигарета, а благородная гаванская сигара, достойная того высокого блондина-аристократа из его, Отто, грез, к которому благоволит вдова-генеральша с пышным бюстом.

Сигарета успокаивала Отто. Гнусная до тошнотворности рожа гестаповца, его оскорбления и угрозы, которыми, как показалось Мюнше, было буквально нашпиговано все время, пока эта скотина в хрустящей черной коже портила воздух в лагере, как и вообще приезд всей этой своры, – всё это до такой степени накалило Отто и выбило из равновесия, что сейчас он меньше всего размышлял – да не размышлял вовсе! – о дальнейших перспективах своей служебной карьеры.

Отто курил, и в эту минуту ему было глубоко насрать на Ренике и закисшего в административном бараке фон Заукеля, который сейчас наверняка безуспешно пытается выцарапать из полумертвого русского чекиста – если это на самом деле чекист, а не бред русской свиньи в белых бурках, – что-то там такое важное для этих говнюков из абвера. Чушь собачья! Этот русский полутруп уже столько скитается по полевым и фильтрационным лагерям, что любой секрет покроется плесенью и расползется зловонной бесполезной жижею. Разведка! Тайны!.. Ублюдки, хорошо устроившиеся в жизни! Морщат высокие лбы в берлинских кабинетах, умничают! Собрать бы всех этих заукелей, канарисов, добавить к ним остальных тварей – таких, как вонючий лис Ренике, – и в окопы, в громыхающие, наполненные чадом от двигателя и пороховой гарью железные коробки панцер-машин. И – под русские пушки в открытое поле! Давай, вперед – хайль Гитлер!

У Мюнше опять возник перед глазами тот страшный русский, набегающий на танк с бутылкой горючей смеси… Видение мгновенно убило табачное наслаждение, наполнив рот вязкой, горькой слюною. Кошмарная, незабываемая картина тут же сменилась отвратительной физиономией шефа остбургского гестапо. Тварь, тварь, тварь! Отто с остервенением вмял сигарету в пепельницу, сплюнул тягучую слюну под кресло и яростно растер ее сапогом. При любом варианте дальнейшего развития событий вонючий лис обязательно придумает гадость. И не надо гадать какую!

Отто с тоской окинул взором кабинетные стены, тупо уставился на тарелку с бутербродами и