Снегири на снегу (сборник) - Олег Георгиевич Петров

– Ренике, не надо воды, времени в обрез! Повторяю – самую суть! – оборвал гестаповца полковник.

– При личном обыске у беглеца обнаружена шифровка.

– Так! – оживился Заукель. От его сухости не осталось и следа. – Прекрасно! Прекрасно, Ренике! Ну!

– Краус ее скопировал.

– Смысл?

– Сейчас поясню. Прежде – для вашего сведения. – Ренике вытянул из внутреннего кармана и протянул полковнику сложенный вчетверо лист бумаги. Заукель жадно впился глазами в столбец пятизначных чисел.

– Теперь об оригинале, – самодовольно продолжил гестаповец. – Шифровка – на клочке ткани. Была у лагерника примотана к ноге – под повязкой на фурункуле. Оригинал вернули на место. А комбинация такова: наш агент пару-тройку дней позаботится о беглеце. Когда тот очухается, – постарается выведать, куда и кому эта лагерная скотина волокла шифровку. При благоприятном развитии ситуации мы обеспечим внедрение нашего агента в красное подполье. Имеется информация, что неподалеку от Остбурга под видом партизанского отряда орудует спецгруппа энкавэдэ, а не банда из местных… э… мужиков.

– Вы делаете успехи в русском фольклоре, Ренике, а вот затеянная вами комбинация имеет довольно шаткую конструкцию. Не проще ли выбить из лагерника всю информацию вашими испытанными способами? Чего-то вы загуманничали, Ренике… Но главное не в этом. Я убежден, что лесные бандиты, тем более, если это специальная разведывательно-диверсионная группа чекистов, достаточно осведомлены о персоналиях ваших «помощничков» в зоне своего действия. И легко могут проверить, что за тип лезет к ним, – через своих людей в деревнях. Или вы, Ренике, не знаете, что у лесных бандитов пособников в округе поболе, чем у нас с вами?

– Как и везде на чертовой славянской территории! – Ренике выругался.

– И потом, Ренике, а почему ваш Краус и этот ваш агент полицай…

– Крюков.

– Какая разница! С чего они так уверены, что лагерник в самом деле без памяти провалялся всё то время, пока полицай ездил от хутора до деревни и обратно? Если беглец хотя бы на мгновение пришел в сознание и обнаружил себя связанным… Тут даже идиот сообразит, что не у друзей находится.

– Позволю не согласиться с вами, господин полковник. Мало ли кто бродит по лесу. Допустим, поначалу Крюков решил состорожничать…

– Ренике… – укоризненно протянул Заукель. – А появление Крауса на хуторе с оравой солдат?

– Извините, господин полковник, но все-таки не стоит держать нас за болванов. Когда на хутор прибыл Краус – лагерник точно был в отключке. И потом – мы не толклись на хуторе, как стадо коров! Поведение же Крюкова можно как угодно замотивировать. Например: подобрал беглеца, связал на всякий случай, хотя бы для собственной осторожности или – еще лучше! – чтобы тот не причинил себе еще больших травм в беспамятстве! Как? И далее: спрятал на хуторе, а сам тщательно обшарил окрестности – на предмет поисковиков из лагеря. Убедился, что погони нет, – и вернулся: спасать бежавшего героя. Чем не вариант?

Гауптштурмфюрер с явным удовольствием отпил из стаканчика.

– С нашим агентом, господин полковник, дело тоже обстоит особо: он не местный. Залетный дезертир. Вполне приличная, по совдеповским меркам, довоенная биография. Чекисты могут проверять ее сколько угодно всю – от рождения до призыва, как и остальной, уже военный период. Да, попал в окружение. Да, не смог выйти к своим. Да, решил спасти свою шкуру, надел полицейскую форму. Но муки совести и дух патриота… Для русских, вы же знаете, это не пустые понятия. А тут еще и беглец из лагеря. Встреча с ним сыграла роль катализатора… Чекисты, конечно, вряд ли бы прониклись доверием, появись у них в отряде наш человек, так сказать, на голом энтузиазме, но он – спаситель беглеца из лагеря. Просто спаситель, ни о какой шифровке ничего не ведающий… Или ведающий, но спасающий и шифровку, допустим, не саму, а ее дубликат.

– Складно. Но – при благоприятном развитии событий. А если у вашего агента ничего не выйдет? Эти русские – такие тупые животные.

– Выйдет, – уверенно усмехнулся Ренике. – А не выйдет… Накроем отряд зондеркомандой. Кто уцелеет – из тех выдавим всё, что надо. У любой мужской особи, герр оберст, исключая кастратов, секреты легко выдавливаются из мошонки. Обычным каблуком.

– Кто бы сомневался в ваших способностях, гауптштурмфюрер… – Заукель снова брезгливо поморщился.

«Чистюля… Аристократия беломанжетная!.. Пакостливое иезуитство… Кто-то копается в коровьем дерьме, а кто-то жрет взбитые сливки и делает вид, что не знает, как они достаются», – зло подумал Ренике. Вслух добавил:

– Шифровку мы развалим в любом случае. Скорее всего, шифр – самый примитивный. Лагерь – не то место, где рождаются чудеса криптографии или для нее созданы идеальные условия. Полагаю, что ключ к шифру – это что-то вроде перевертыша текста, небольшого и, скорее всего, стихотворного, чтобы легче держать в голове. А в остальном – аналогично, как при использовании заранее обусловленного литературного произведения. Стоит на полке книжный том…

– Это понятно! – Заукель нетерпеливо оборвал гестаповца. – В логике вам не откажешь. С шифром в Берлине и наши специалисты поработают. Благодарю вас, гауптштурмфюрер, за тесное сотрудничество. Ваше понимание ситуации – положительно удивляет.

– Мы делаем общее дело, полковник, – негромко, спокойным, без излишнего пафоса, голосом, отчеканил шеф остбургского гестапо. – «Как же… Чтобы эти армейские выскочки… Рейхсфюрер за такие штучки по головке не погладит, а уж папаша Мюллер – тем более. Да что там до таких высот… И у непосредственного его, Ренике, начальства хватит сноровки отвертеть голову за самодеятельное сотрудничество с конторой Канариса». В копии шифровки для «коллег» из абвера цифры несколько «подправили».

«Гестаповская благотворительность – самое предсказуемое во всей этой истории, – подумал фон Заукель. – Скорее всего, с содержанием шифровки хитрецы Гиммлера что-то нахимичили. Вся надежда на наши каналы в ведомстве Мюллера и на показания этого московского чекиста. Впрочем, последнее – иллюзорно. Чекист явно дрогнул, но кто знает это чертово комиссарово племя! И проиграв – не сдаются…»

Это было последнее, о чем подумали абверовский полковник Рудольф фон Заукель и шеф остбургского гестапо гауптштурмфюрер Ренике на заднем сиденье роскошного «майбаха». Снаряд, выпущенный Мюнше из танковой пушки, разнес машину в клочья.

Попыхивающие сигаретами рядом с дзотом эсэсовцы на мгновение окаменели, а потом врассыпную кинулись в сугробы на обочине дороги. А хобот танковой пушки уже переползал на бетонный колпак дзота-блиндажа. Дважды рявкнуло орудие, раскалывая серый бетон на куски с торчащими уродливыми крючьями стальной арматуры. Бетонные обломки, казалось, еще не успели разлететься, как танк снова изрыгнул косматую огненную вспышку, заставившую пузатую тушу бронетранспортера дернуться и окутаться чадящими, мечущимися в яростной бестолковости языками пламени. А