Овидий-роман - Егор Зернов

аполитичный писатель империи. Август, ты отнял здоровье моего тела, чтобы дать непобедимый дух, небесный букет, голубой цветок внутреннего мира, пусть все знают, как благороден и легок твой гнев. Мне хочется умывать лицо твоим благородным гневом, но ты не являешься мне, и я начинаю подозревать, что ты меня обманул, ты и не собирался приходить сюда, на этот берег. Видно, не судьба, видно, нет любви, видно, надо мной, посмеялся ты. Когда в мою душу, скрытую исхудавшим телом, закрадываются эти сомнения, с неба внезапно свисает указующая рука, кулак с оттопыренным пальцем, что тянется ко мне. Мне кажется, что вот тут-то и настал момент моего конца, моя канонизация происходит здесь и сейчас, я закрываю глаза и жду, когда этот палец нажмет на меня, как на красную кнопку, уничтожит мое конечное тело ради бесконечного духа. Но этого не происходит. В небе появляется надпись – ЭТО ТЫ. Я смущен, но очень скоро я все понимаю. Сегодняшний день – есть день величайшего торжества! В Риме есть император. Он отыскался. Этот император я, Публий Овидий Назон. Признаюсь, меня вдруг как будто молнией осветило.

Я не понимаю, как я мог думать и воображать себе, что я всего лишь поэт, работа которого – смерть. Как могла взойти мне в голову эта сумасбродная мысль? Хорошо, что еще не догадался никто посадить меня тогда в сумасшедший дом или отправить в ссылку, куда-нибудь подальше от города. Власть и литература – теперь одно и то же, идеальный синтез, снятие противоречий. Не зря историки пишут, что нет Вергилия на той земле, где государство не инициирует творчество своих художников посредством специальных меценатов. Не зря историки пишут, что античная литература начала угасать именно тогда, когда освободилась от государственной опеки. Теперь передо мною все открыто. Теперь я вижу все как на ладони, то есть та свисающая небесная рука расслабляется, распрямляется и являет новую надпись, что выглядит как татуировка на коже:

Литература везде и всюду выполняет одно назначение: помогает начальникам держать в повиновении солдат и помогает судьям чинить расправу над обреченными.

В тот же момент из вышеупомянутой рычащей машины вылетают боги в виде стрел с резиновыми кулаками на кончиках. Все они устремляются мне в голову.

Pont. 1 [дорога]

Говорят, что твое лицо находится где-то между обыкновенной метафорой и, скажем, иллокутивным самоубийством. Говорят, что очень скоро после всем известных событий Публий Овидий Назон сложил с себя императорские полномочия. Нужно найти выход из этого нарратива – так, по крайней мере, принято считать. Говорят, твоя грудь разрезает мне горло, твое горло вскрывает мой рот, пока мы застреваем в этом бесконечном ожидании подключения или, проще говоря, ожидании сети.

Кажется, что-то пошло не так. Повторите попытку. Дополнительную справку можно получить в интернете.

Говорят, что на гетских глухих берегах не говорят слишком громко. Все так же плохо, как обычно. Это место для настоящей малой литературы – окраина вдыхает все, что найдет, и ее дыхание не долетает до общественных зданий. Раскаявшийся Овидий пишет другие стихи, говорят, талант его сдулся, охват упал, трагический мем заскрипел на зубах. Моя боль – мое достояние, мое имущество, говорит он и кутает голову в ночь, как в бинт, гипс. Овидий говорит, мол, я все продолжаю искать, мне хочется живого дела, а не канцелярщины и сбора денег в корзиночку с объявлением суммы – кто больше. Я хочу не расходиться. Мои интересы лежат где-то в области полурелигиозных коммунистических коммун и сект, вооруженных семей и полевозделывающих групп. Овидий хочет, чтобы равные и свободные люди, живущие с ним рядом, любили его и ласкали его и не был бы он так жутко одинок – одинокое животное.

Кажется, что-то пошло не так. По техническим причинам сервис временно недоступен. Попробуйте повторить попытку позже.

Вокруг лежат похожие на видео книги, которые разваливаются под пальцами. Говорят, если ты наведешь сейчас на меня камеру, то речь пойдет ладно, сама собой. Другими словами, объектив или, может, матрица вырежет из меня своими неосязаемыми лезвиями черную точку – она скоро будет сдавливать пространство своим объемным кожаным телом, на теле будут торчать жирные жилы, воткнешь в нее иглу, и на море из резко расширяющейся дыры выльется густая смола. Остается только повторять собственные тексты, чужие тексты. Поэты и поэтессы, умирая, говорили, что уже не понимают, какие стихи написали они, а какие – кто-то еще. Какая разница.

Кажется, что-то пошло не так. Повторите попытку. Дополнительную справку можно получить в интернете.

Говорят, что обязательно придется продираться сквозь недружелюбный интерфейс: вижу себя от стрел сарматских бегущим. И дальше видим: о недружелюбный интерфейс, о нарушенное сообщение между городами разбивается римское красноречие, снова вырастает на ровном, казалось бы, месте кровавый кумир, к которому подхожу я, Публий Овидий Назон, и говорю ему: бери меня, развей, разве зря я встал на ноги ни свет ни заря, развей, разве зря я разбился о власть. Разве зря я застрял. Речи не закрывают ран, руки развязаны – поколение оказалось предметом, интересующим смерть.

Кажется, что-то пошло не так. По техническим причинам сервис временно недоступен. Попробуйте повторить попытку позже.

Ты бы меня не узнала. Говорят, в глазах у меня отражается асфальт, пожранный гусеницами. Ноль оснований для того, чтобы идти вперед. Нет, не так: я понял, что это я сам по себе стою здесь, меня сюда не ставили, поэтому я иду вперед – куда могут глядеть глаза. Мое тело – последнее послание с Понта, письмо, запечатанный конверт. Ноги давно не соприкасаются с землей. Может быть, меня везут в черной машине отсюда, но сидит ли кто-то за рулем, пока я смотрю в окно с заднего сиденья? Нет, за рулем никого, но машина едет. Может быть, я что-то и вижу, но только губы водителя, подвязанные к воздуху, и они молчат. Хорошо.

Кажется, что-то пошло не так. Повторите попытку. Дополнительную справку можно получить в интернете.

Говорят, мы уже давно движемся вперед целой колонной, состоящей из самой разнообразной техники, постепенно занимаем позиции. Скрипят телеги, потеют кони, куда мы едем, никто не помнит. Ситуация нестабильна, но мы в состоянии держать вас в курсе происходящего. Брут, Фабий Максим, Руфин, Котта Максим, Грецин, Мессалин, Флакк, Север.

Кажется, что-то пошло не так. По техническим причинам сервис временно недоступен. Попробуйте повторить попытку позже.

Отец и мать, надеюсь, вы слышите, как