Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

«Частенько предки стали бога поминать», – мелькнуло в голове у Горки, а потом он подумал о Терегулове: как это можно, сказал пару слов – и дело с концом. Горка был, конечно, наслышан о Вольфе Мессинге, в те годы это имя то и дело всплывало в разговорах взрослых, да и пацанов: рассказывали, что он безо всего, показав простую бумажку, прошел в кабинет самого Гитлера и вышел так же, хоть бы хны, другие говорили, что не к Гитлеру, а в кремль к Сталину, ни те ни другие толком не могли объяснить, зачем Мессинг это сделал и что вышло, но главное было вот в этом – показал бумажку, а вся охрана увидела в ней пропуск.

Ладно, это был знаменитый Мессинг, а Терегулов что же – тоже так мог бы? С одной стороны, верилось с трудом, а с другой – перестала же у него болеть спина! А уж когда, через полгода примерно, в разговоре родителей опять всплыла фамилия Терегулова и мать с горечью сообщила, что его забрали в Казань («там такие нужнее, а нас и коновалы вылечат»), Горка окончательно склонился, что этот человек, сумевший загипнотизировать его, наверняка мог бы, как Мессинг, и забрали его не в Казань, конечно, а куда как повыше.

Herz, mein Herz…

В школу Горка вернулся в первых числах ноября. Встретили его хорошо, все-таки он был одновременно героем схватки с Плецко (которого куда-то все-таки перевели из их школы) и жертвой загадочной для ребят болезни. Лифантьева с этим и подскочила первым делом: «как ты?» Горка не нашелся что сказать, промямлив «ништяк», а Витька Маслов молча, по-мужски, пожал ему руку. На удивление – и к радости Горки, – отреагировала на его появление и Лора: улыбнулась чуть заметно, краешками губ, и сказала: «Willkommen zurück». Горка смешался, а она спокойно, как о само собой разумеющемся, сообщила, что он отстал, конечно, с немецким, но она поможет наверстать.

Лора попала в больное место: уже на первых уроках немецкого, перед дракой и болезнью, Горке очень понравилась их учительница Анна Михайловна Емуранова, понравилось учить диковинные словосочетания и написания одного звука в три, а то и четыре буквы, у него обнаружилась природная способность точно, «попугайски», как это назвал Маслов, воспроизводить немецкие фонемы и интонации, и вдруг – раз, и тебя на месяц отключили. Обидно.

Дело было не в самом немецком, а в том, как учительница – рослая, спокойная блондинка с туго зачесанными со лба волосами, прямо сама вылитая немка, как Горка их представлял, – преподавала. Они учили, конечно, алфавит, выписывали эти чудовищные tsch и schtsch (что означало элементарные «ч» и «щ»), старательно складывали губы трубочкой, проговаривая умлауты, но цимес был в другом: с первых уроков Анна Михайловна подталкивала их к разговору, к диалогу – на простых, в пару слов, бытовых ситуациях, а к тому времени, когда Горка вернулся в класс, уже и на сценках из книжицы «Märchen und Spielen». Наиболее преуспевшие уже вовсю разыгрывали скетчи из этих сказок, хохотали, конечно, над произношением друг друга, но старались, все старались, вот что заводило!

И это был совсем не тот немецкий, который они слышали в фильмах о войне, не лающий, а пружинистый, а иногда и певучий. Хотя, конечно, «Main Bruder ist ein traktorist, er arbeit in kolchos» в учебнике для пятого класса – это было нечто.

К слову, о войне. Горку постигло глубокое разочарование, когда он узнал (от Лоры, между прочим, не от Анны Михайловны, она таких тем вообще не касалась), что нацистская свастика – это вовсе не пиктограмма из начальных букв фамилий главных фашистских злодеев, Гитлера, Геринга, Гиммлера и Геббельса, потому что Гитлер был Hitler, а Гиммлер – Himmler. А ведь так прочитывали свастику не только дети, многие взрослые тоже. В народе родилась эта фантазия или так изобретательно сработала советская пропаганда – кто знает?

Что до Анны Михайловны, то в ее рассказах этим персонажам не было места; Германия представала страной удивительных природных красот, чудесных замков, страной великих поэтов и мыслителей. Было видно, что она любит эту страну и ее народ, с которым случилось такое великое несчастье, что о нем лучше не говорить. Слушая и проникаясь, Горка не раз задавался вопросом откуда и почему? Может, она в самом деле была немка и просто скрывала это?

Предположение эхом вспыхнуло в его памяти, когда на излете советской власти он впервые оказался в Германии, в ГДР разумеется, и на стойке регистрации в отеле услышал неожиданный вопрос:

– Sind Sie Saxonisch?

– Warum? – Он растерялся.

– Sie haben einem Sächsischen Akzent, – пожала плечами администраторша.

Да, Анна Михайловна, – потрясенно подумал Горка, чувствуя себя Журденом, – да…

Эта догадка так его разбередила, что, вернувшись из турпоездки, он нашел телефон бугульминской школы № 1, позвонил, задал вопрос об учительнице Емурановой и услышал, что она в таком-то году вышла на пенсию, уехала из Бугульмы и «ее настоящее местопребывание администрации школы неизвестно». Горка попробовал ткнуться еще в пару инстанций, но тщетно: почему его учительница немецкого говорила с саксонским акцентом да так, что сумела передать его минимум одному из своих учеников, осталось неясным.

Да, но в 5-м «б» никто, конечно, и помыслить не мог задаться таким вопросом, – немецкий и немецкий, какой еще акцент? А он был, как Горка уяснил, покопавшись в памяти после безуспешных розысков. Точнее, она была, девочка Квета.

На первый же урок после зимних каникул Анна Михайловна принесла в класс маленькую стопку открыток и сказала:

– Так, дети мои, мы получили разнарядку, – тут она слегка сбилась, – в общем, у некоторых из вас, кто хорошо успевает и захочет, будет возможность вступить в переписку и подружиться с вашими сверстниками из ГДР.

Какая была разнарядка, кто ее дал, осталось неизвестным, но везунчиков определила сама Анна Михайловна, и Горка оказался в их числе. Ему досталась девочка Квета Фабер из города Цвиккау (это спутник Карл-Маркс-штадта, пояснила Анна Михайловна, до этого ни о каком таком штадте не упоминавшая).

– Я должен первым написать? – спросил Горка, рассматривая открытку с видом Цвиккау и адресом Кветы (Кветы – не Светы, надо же!)

– Наверное, так, – улыбнулась Анна Михайловна, – не девочке же проявлять инициативу. Напиши, что адрес тебе дали в Обществе советско-германской дружбы, расскажи немного о себе, о Бугульме – Цвиккау такой же примерно город, а Татария такая же примерно, как Саксония (Горка не понял шутку и пропустил мимо