Караван - Абай Тынибеков

правду говорю. Вижу ведь, что великий шаньюй догадывается о моих, так сказать, небольших вольностях, но с пониманием относится. Заменить меня нельзя. Этот указал на меня. Да и к тому же кто-то другой его вообще не поймет. Я-то уже привык к его выходкам и в кое-чем разбираюсь уже понемногу. Хотя, конечно же, мне не по душе все вот такое, как бы тебе объяснить, замысловатое что ли. Вроде как обманываю всех. На самом деле нет никакого обмана, но вот здесь ощущаю неловкость, – гудухоу стукнул себя по груди.

Тюйлюхой слушал его и поглядывал на него. Он видел и чувствовал, что рядом с ним идет добрый, честный и искренний человек. К тому же терпеливый и старательный. Он понимал, что ему очень трудно в его положении и где-то в глубине души уже стал восторгаться тем, как он без сожаления, стенаний и тем более без злобы рассказывает о своей непростой доле. Он умел легко говорить о сложных вещах. «Таким редким качеством характера может обладать только особенный человек. Не зря слепец указал на него. Не зря. Не будь у меня Гуан Си, я бы тоже не сумел понять видений провидца Ту Доу. Да, это верно. Всю дорогу я хотел о чем-то подумать. О чем? А, о нем и хотел! Что там было с ним? Гуан Си говорил, что ему с некоторых пор при его видениях стал кто-то мешать. Вот так дела! Неужто слепец ему мешает!» – вдруг осенило Тюйлюхоя. От этой мысли он не заметил, как остановился.

– Что с тобой? – замерев рядом с ним, спросил гудухоу.

– Все хорошо, Дюмой, – растерянно ответил Тюйлюхой и вновь зашагал.

Вскоре они вошли в лагерь, попрощались и разошлись к своим юртам.

* * *

Утром гудухоу Дюмой уже терпеливо ждал Тюйлюхоя, сидя у костра перед его юртой. Он мог войти к нему и раньше, сразу по приходу, и дать ему знать о своем прибытии, представ перед ним, но делать этого не стал, понимая, что ему нужно хорошенько успокоиться после вечернего посещения ими слепца. Дюмой помнил свое состояние, после того когда впервые побывал у него и увидел его своими глазами. Посетив его, он несколько дней не мог уснуть, так как перед глазами стоял его жуткий облик, а из носа никак не вымывался зловонный запах его юрты.

Вскоре появился Тюйлюхой. Позевывая, он вышел из юрты и хотел было потянуться и размять тело после сна, но, заметив сидящего Дюмоя, подошел к нему и присел рядом.

– Выспался? – взглянув на него, спросил гудухоу.

– Только под утро и удалось немного вздремнуть, – признался Тюйлюхой.

– На вот, возьми, – гудухоу отвязал от пояса маленький кожаный мешочек и протянул ему. – Размешай в теплой воде и промывай волосы, бороду, уши, ну и нос не забудь. Поможет. Хорошая трава. От всякой вони избавляет.

Тюйлюхой взял мешочек, развязал его и стал нюхать содержимое.

– Нравится? – видя, что тот не отрывается от мешочка, довольно спросил гудухоу.

Тюйлюхой, с наслаждением вдыхая аромат, кивнул в ответ.

– То-то же. Мне бы кто-нибудь такое дал тогда, – имея в виду свое первое посещение слепца, произнес гудухоу.

Тюйлюхой понял его и улыбнулся.

– Слепец всегда отвары какие-то готовит. От них-то и вонь вся идет. Но, скажу тебе по правде, силищей они обладают невероятной! Мертвого на ноги могут поставить, – восхищенно покачивая головой, признался гудухоу. – Ты ведь видел своих воинов? Ничего за ними не заметил?

Тюйлюхой аккуратно завязал мешочек, задумчиво посмотрел на гудухоу и пожал плечами, давая понять, что ничего особого не заметил.

– А зря, – видя его реакцию, произнес тот. – Ты какой-то невнимательный. Не обижайся на меня, но это так. Ладно, не буду тебя с утра огорчать. Ты вон с лица уже сошел. Так вот, слушай меня внимательно. Каждого из твоих воинов, да и сотников тоже, на ночь глядя я водил к этому, к слепцу. Представляешь, он ведь того, – гудухоу вертанул пальцем у виска, – не как все. Так вот, только с вечера и до утра он может общаться с духами, а днем ни-ни. Или они заняты, или он эти отвары готовит. Не знаю. В общем, днем я у него не бывал ни разу. Хоть это радует. Если бы я еще и днем к нему носился, то давно бы уже помер и здесь с тобой не сидел бы. Так вот, слушай дальше. Он завязывает воину глаза, садит его и начинает ходить вокруг него, бурча себе под нос что-то невнятное. Ходит так по кругу и над его головой как паук пальцами так шевелит. Жуть. Я сперва стоял и ждал. Он же мне ничего не говорит, а я-то откуда знаю – уходить мне или там торчать. Ох как мне тогда надоело все это! Если бы ты только знал! Стою, жду и думаю так с затаенной надеждой – ну давай же, вонючка, выгоняй меня скорее отсюда, я же тебе не нужен, мне же нельзя все это видеть. И что ты думаешь? Нет. Он обо мне вообще забывал. Потом мне надоело все это. Ноги-то мои, не чужие. И я тоже садился у входа. Ну так вот, походит он так, хорошо недолго, потом берет чашу, видимо, с отваром, и дает воину пить. Тот же ничего не видит и тычется в нее, как телок, и пьет потом. А куда ему деваться. Да он и не понимает ничего от страха. Этот-то как схватит одной рукой его за затылок и ну давай прижимать к чаше. Все до капельки заставляет проглотить. Воин тут же, как допьет чашу, сразу падает навзничь. Представляешь? Упадет так и как начнет извиваться, словно змея какая. Ужас! А этот-то, нет чтобы поддержать его или помочь ему, садится над его головой и давай опять бурчать что-то себе под нос и пальцами шевелить. Хорошо, что тоже недолго. Потом берет другую чашу, у него все заранее заготовлено, и заливает ему в рот, видимо, уже другой отвар. Так вот берет палочку, разжимает ему зубы и льет туда свое пойло. Ты не поверишь! Как чаша опустеет, воин тут же приходит в себя и сам садится. Головой крутит так, видимо, ничего понять не может. Ему же темно. Глаза-то у него завязаны. Думает, наверное, что ослеп. Руками по сторонам шарит, как незрячий. А этот-то все, отходит от него, он ему уже не нужен, и садится на свое место. Ну, потом я встаю и вывожу воина из юрты и только там