Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

Твои родные живы, они покинули Варшаву.

Где они сейчас? - воскликнул он, едва сдерживая подступившую радость от этой вести.

Этого я не знаю. Но ты разыщешь их, не волнуйся.

Дух побега вновь родился в душе Владислава, и если день назад он старался забыть об этом, то теперь он вновь желал свободы как тогда в Альтварпе. Он был счастлив, вновь счастлив! Вечером Влад поделился едой с Джанной и Яниной, он поведал им о своих знакомых, о том, что родные его живы. Радость, которую он питал в тот миг, передалась и женщинам. Впервые за долгое время сытые, в приподнятом настроении они улеглись спать. Янина шепнула ему на ухо в темноте:

Иди за мной. Я приготовила для нас укромное местечко. Мне хочется провести с тобой эту ночь так, чтобы нас никто не видел.

Ее пленительный нежный голос заставил Владислава подняться и пойти за любимой мимо спящих людей по темным коридорам. Они спустились вниз, прошли душевые и там, в самом дальнем углу, были расстелены на матрасе белые простыни. Янина взяла Влада за руку, увлекла за собой к тому месту, рывком скинула с себя все одеяния, оставшись нагой, залитой слабым светом. Молодой человек как зачарованный любовался своей сказкой, не в силах сделать ни одного движения. Девушка сама принялась расстегивать пуговицы на его рубахе, лаская его шею, плечи, шептала:

Освободи свое тело от одежды, я желаю видеть тебя нагим. Ты так хорош собою, что я не могу более сдерживать себя.

Они упали на постель в объятиях друг друга, их одеяния остались лежать на холодном полу. Владислав никогда не испытывал ничего подобного. Он целовал Янину в лицо, шею, грудь, бедра, она ласкала его всего, упиваясь его молодостью, красотой. Испытав необъяснимые наслаждения, перед рассветом молодые любовники оделись и также тихо как ушли вернулись к своим койкам.

Но не все так гладко было в жизни Владислава. Его давнишний школьный недруг, а ныне друг Кшиштоф слег. Какая-то хворь, ранее теплившаяся в теле, вылезла наружу с приходом холодов. Молодой человек не мог вставать, не принимал ни пищи, ни воды, перестал справлять нужду и, бледный, похудевший до костей, целыми сутками лежал в койке, то засыпая, то просто уставившись в потолок. Влад, когда мог, сидел у его изголовья, что-то рассказывал, смачивая пересохшие губы больного влажным полотенцем. Однажды Кшиштоф очнулся от долгого сна, взглянул в окно - там белым пухом падал снег, проговорил:

Влад, подойти ко мне.

Тот подсел рядом с ним, в тревоге взглянув в его лицо. Больной сделал над собой усилие, подождал какое-то время, затем произнес:

Ты видишь, мне недолго осталось жить... предки зовут меня к себе, сейчас во сне я явственно видел их - они ждут меня. Теперь уж все. Когда-то давно я сильно обижал тебя, ныне ты единственный человек, кто остался рядом со мной. Прости меня за все, за все те причиненные обиды в школе, я не ведал, что творил...

Не говори так, Кшиштоф! Ты поправишься, подожди хотя бы до весны, а я уж придумаю что-нибудь, - говорил Владислав и слезы текли по его щекам.

Ты и сам не веришь своим словам. А меня утешит лишь твой голос - твой необычный умиротворяющий голос. Прошу,облегчи мой переход из этого мира в иной, просто говори, говори... Вот, матушка рядом... зовет меня.., это дивное чувство, видишь? - Кшиштоф начал заговариваться, бившись в предсмертной агонии. Он умер пополудни на руках у Влада.

Его хоронили следующим утром. На церемонии погребения присутствовали Владислав, Джанна, Янина и один немецкий охранник, который проявил великодушие, выкопав могилу. Тело Кшиштофа, завернутое в простынь заместо савана, уложили осторожно в могилу, каждый из присутствующих бросил туда по горстке земли, и вскоре на том месте вырос холмик с деревянным крестом. Женщины, покрытые толстыми пуховыми шалями, тихо плакали, Владислав просто молча немигающими глазами глядел на могильный холм, о чем-то думал, а порывистый ветер трепал концы его шарфа.

В последнее время меня окружают одни могилы, только могилы, - наконец молвил он, - сколько я сам находился на волосок от смерти и всякий раз уходил от нее. Те же, кто должен был жить, пылая силой, ушли дорогой, из которой нет возврата. Все в Его руках. Господи.

Влад перекрестился и поежился от холода. Декабрьский мороз сковывал землю в своих тисках.

Глава двадцать вторая

Немцы решили не держать больше пленников в лагере при Згеже - уж слишком их было много, а кормить всех - нет никакого смысла, и поэтому в штабе гестапо указали отправить узников в Пласов для уничтожения. Пласов был адом и гибельным местом для всех, кто туда попадал, потому как выйти из него живым не представлялось возможным. В Пласов помимо поляков заключались русские, украинцы, евреи, цыгане, татары; их какое-то время держали для исправительных работ, а потом просто отправляли в газовые камеры. Пласов - это не лагерь живых, там заключались лишь ходячие мертвецы.

Целую ночь Владислав неистово молился. Он ясно осознавал, что в любом случае ему предстоит бежать, иначе тело его превратят в прах, который просто выбросят в яму. На рассвете пленников построили в ряд и повезли в грузовиках до краковского вокзала, откуда идут поезда в лагерь смерти. Влад оглядывался по сторонам, ища в толпе Янину, но ни ее, ни Джанны поблизости не оказалось.

После обеда их повели под вооруженным конвоем по улицам Кракова. Стояла последняя неделя декабря. Толпы женщин и мужчин с детьми ходили по магазинам, выбирали подарки к Рождеству. Повсюду стояли украшенные игрушками и гирляндами новогодние елки - даже в тяжелое военное время люди стремились воссоздать традиции праздника - так они хотя бы духовно объединялись друг с другом. Глядя на праздничное настроение,на сверкающие в окнах звездочки, Владислав почувствовал, как на него нахлынули тоска и одиночество по потерянному раю. Он вспомнил Рождество в своей семье: тогда он был еще ребенком и с нетерпеливой радостью дожидался волшебной ночи, когда можно было найти под елкой долгожданный подарок, а мама дарила детям подарки от себя лично и самый лучший доставался ему - любимому младшему сыну.

Их привели на вокзал, усадили отдельно от остальных. Владислав, в сером шерстяном пальто и черной шляпе, оглядывал зал ожидания, с завистью посматривая на людей вокруг - свободных граждан. Они смеялись, разговаривали, встречали знакомых и