Тиран Рима - Саймон Скэрроу

- Если добьёшься того же, что и твой отец, из тебя выйдет отличный солдат.

- Пф! - фыркнул Веспасиан. - Хватит уже этой лести! Оставим такое императорскому двору, а? Здесь мы можем говорить как бывшие товарищи по оружию и друзья. Говорить прямо, не пытаясь никого умаслить. Кстати, слышал, ты высказался весьма откровенно насчёт Британии, когда Цезарь спрашивал тебя об этом. Кто-то назвал бы это безрассудством. Кто-то – храбростью.

- Это была просто правда, - сказал Катон. - Когда сомневаешься, как твои слова воспримут, правда обычно лучший выход.

Тит усмехнулся.

- С такими взглядами хорошо, что ты солдат, а не политик.

- Хорошо, что в Риме ещё остались люди, которые говорят от сердца, - заметила Октавия. - Во дворце таких почти нет. То место – вотчина раболепных и бездарных. Людей, чья единственная «квалификация» для всех постов и наград, которыми Нерон их осыпает, - слепая покорность да личные амбиции, перемешанные с жадностью.

Она повернулась к Катону.

- И тебя я в эту категорию не включаю. Ты – исключение, подтверждающее правило. Мой… муж, сам того не желая, выбрал правильного человека на должность префекта городских когорт. Поздравляю тебя с назначением. Искренне.

- Благодарю. - Катон кивнул. - Если по правде, я этого назначения не желал, и служить буду лишь до тех пор, пока пользуюсь доверием Цезаря. Потом вернусь на свою ферму и буду жить там в мире.

- Думаешь? - Октавия приподняла изящно выщипанную бровь. - Не секрет, что ты вызвал гнев Тигеллина, а он из тех людей, кто злопамятен до последнего вздоха. Потеряй ты расположение Цезаря – и он найдёт способ рассчитаться с тобой. Убрал бы тебя без малейшего колебания, как муху шлёпнул. Меня поражает, что многие из вас, сенаторов и всадников, думают, будто вы менее уязвимы, чем простой народ Рима. На самом деле вы живёте в куда большей опасности. Особенно если попадаете в поле зрения Цезаря и его окружения.

- Я надеялся, что сегодня мы обойдёмся без политики, дорогая, - вмешался Веспасиан. - Бедняга Катон только что пришёл. Давай хоть немного отдохнём, пока есть возможность, а? Тит, почему бы тебе не показать Октавии те замечательные статуи, что я недавно купил?

- Статуи? Не думаю, что…

- Значит, самое время начать думать, - перебил Веспасиан, указав на дальний конец перистиля, где Катон различил несколько фигур на постаментах. - Вот там, молодец.

Тит взял Октавию под локоть и повёл её, как велели. Веспасиан подождал, пока они не отошли на несколько шагов, и только тогда повернулся к Катону, понизив голос.

- Ты уж прости её прямоту. Она сейчас живёт от одной минуты до другой. Её брак с Нероном – сущий кошмар. Он возненавидел её с первого же дня, когда его ввели в императорскую семью, после того как его мать вышла замуж за Клавдия. Старик тогда позволил Агриппине убедить себя выдать дочь за Нерона. Мол, обеспечим линию наследования. Увы, всё вышло иначе. Октавия оказалась бесплодной. Одного того, что ей приходилось ложиться в постель с Нероном, уже достаточно для мучений, а он ещё и несколько раз пытался её удушить. А теперь, когда Поппея ждёт от него ребёнка, Октавия ему больше не нужна. Если ей повезёт – он просто расторгнет брак.

- Расторгнет брак, - повторил Катон с нажимом.

- О, я не думаю, что он причинит ей что-то хуже. У Октавии слишком много сторонников в Сенате, да и народ её обожает. Она держится как настоящая царица и остаётся верна старым патрицианским добродетелям, которые римляне уважают. Пока это так – Нерону было бы рискованно попытаться убить её.

- Он ведь был готов расправиться со своей матерью.

- Справедливо, - согласился Веспасиан. - Но это, знаешь, далеко не всем в Риме пришлось по вкусу. Агриппина нравилась не каждому, но сторонников у неё хватало, и кое-кто из них наверняка выжидает своего часа, думая, как бы отомстить. Вон хотя бы Кальпурний Пизон.

Он указал на высокого темноволосого мужчину с весёлым выражением лица, который увлечённо беседовал с несколькими аристократами возле большой чаши с подогретым вином, куда гости макали свои кубки.

Все услышанное тяжело легло на душу Катона. Меньше всего он желал оказаться втянутым в политические водовороты, которые грозили оказаться не менее опасными, чем враги, с которыми он сражался на границах Империи. Хозяин дома, кажется, почувствовал его настроение и кивком указал на чашу с вином.

- Тебе бы не помешало выпить, уверен. От всех этих разговоров о хитросплетениях режима Нерона у меня в горле пересохло. Пойдём.

Они присоединились к Пизону и его компании, и после новых представлений Пизон похлопал себя по животу.

- Есть шанс, что нас сегодня накормят, пока ночь не кончилась?

- Терпение, друг мой, - сказал Веспасиан. - Мы ждём последнего гостя. Начинать трапезу без него было бы неприлично.

- Пф, Сенека всегда опаздывает, и ты это прекрасно знаешь. Почему бы не приглашать его на час раньше остальных? Только так можно заставить его прийти вовремя.

- Он занятой человек, - возразил Веспасиан.

- Занят тем, что всё глубже заползает в благосклонность Нерона, ты хочешь сказать. Он так глубоко в заднице у Цезаря, что оттуда уже и подошвы сандалий не видать.

Веспасиан выждал, пока соратники Пизона отсмеялись, и только затем продолжил.

- Интересно, был бы ты столь же храбр, сказав это человеку, который имеет доступ к уху Цезаря. Как бы то ни было, тебе стоило бы быть благодарным ему. Нам всем стоило бы.

- Это ещё почему? - не унимался Пизон.

- Потому что влияние Сенеки – одна из последних узд, удерживающих Цезаря от худшего. Не будь его и Бурра рядом, кто знает, что Нерон мог бы натворить? Нас должно тревожить то, что случится, когда их не станет. Бурр умирает. И когда он уйдёт, останется только Сенека – единственный голос разума, противопоставленный хору подхалимов во главе с такими, как Тигеллин. Как думаешь, насколько хуже станет наша жизнь тогда, Пизон? Так что проявляй уважение к Сенеке – и в глаза, и за глаза. А! А вот и он.

Веспасиан обернулся, заметив движение в начале атриума.

Катон тоже оглянулся и увидел, как Сенека приближается, под руку с молодым человеком лет двадцати с небольшим. Хозяин вечера пересёк двор, чтобы поприветствовать прибывших, по-аристократически поцеловал каждого в щёку – так приветствовали тех,