Тиран Рима - Саймон Скэрроу

Катон посмотрел на соседа в поисках ответа и понял, что тот уже основательно «накачан» и едва улавливает суть беседы. Он снова перевёл взгляд на Лукана.

- Вы тоже служите?

Лукан рассмеялся.

- Боги милостивы, конечно же нет! Я – поэт.

- Поэт?

Он посмотрел на Катона почти с обидой.

- Надеюсь, вы хотя бы читали или слышали о моей эпической «Фарсалии»? На Неронии два года назад я получил приз из рук самого Цезаря.

Катон пожал плечами.

- Увы, нет. В то время я был в Британии – воевал с горными племенами. Руки были слишком заняты, чтобы следить за успехами в мире поэзии.

Лукан одобрительно улыбнулся.

- Хороший ответ, префект Катон. Порой я забываю, что поэзия – не вершина вселенной для других людей. Особенно для солдат, которым приходится иметь дело с более приземлёнными вещами.

- Знаю немало солдат, которые не прочь почитать стихи, когда служба позволяет. Убивать варваров и делать Империю безопасной для поэтов – тоже не предел наших устремлений.

- Понимаю, я вас задел. Прошу прощения. Не стоило мне умалять достоинство человека, которого мой дядя так высоко ценит.

Взгляд Катона снова скользнул к Сенеке. Если сенатор действительно уважал его, как утверждал Лукан, то в их прежних встречах это никак не проявилось.

Мысли Катона внезапно прервались: Октавия резко выпрямилась и издала отчаянный вскрик, затем закрыла лицо руками и начала рыдать. Сенека потянулся было коснуться её плеча, чтобы успокоить, но она оттолкнула его руку, вскочила и почти бегом бросилась в тёмный угол двора. Сенека что-то прошептал Веспасиану, и оба быстро поднялись и поспешили за ней.

Тит опустил кубок и, пошатываясь, попытался подняться.

- Я бы на твоём месте этого не делал, - сказал Лукан. - Оставь всё моему дяде. Он знает, что делает.

- А что он делает? - спросил Катон.

Лукан пристально посмотрел на него, прежде чем ответить.

- Скоро узнаете, префект Катон…

******

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Веспасиан, Сенека и Октавия больше не появились до конца вечера. В отсутствие хозяина и его главных гостей пир продолжался в приглушённой манере, пока люди постепенно не начали находить предлоги и уходить. Катон перекидывался короткими фразами со своими соседями, но темы были пустяковыми, а разговор мгновенно затихал, стоило ему приблизиться к политике. Настороженность гостей – даже Тита, выпившего достаточно, чтобы развязать язык немому, создавали гнетущую атмосферу и заставляли Катона мечтать о возвращении на свою виллу, к Клавдии и Луцию.

Через час после вспышки Октавии Катон отметил, что больше половины гостей уже разошлись, и теперь он мог уйти, не обидев хозяина вечера. На ложах оставалось лишь несколько человек. Он взял одну из душистых салфеток, вытер губы и пальцы и было уже приподнялся.

- Становится поздно. Мне пора обратно в лагерь.

Тит повернулся к нему.

- Так скоро?

- Ты же сам служил – знаешь распорядок. Солдат встаёт рано, а его командир – ещё раньше.

Катон уже собирался соскользнуть с ложа, но Тит схватил его за руку.

- Пока нет.

- С удовольствием бы остался, но мне действительно нужно идти.

- Пока нет, - повторил Тит, но теперь тихо и с напряжением.

Катон заметил резкую перемену в его лице и понял, что юноша далеко не так пьян, как казалось. Он попытался высвободиться, но хватка усилилась, и Тит прошипел.

- Останься.

Первая слабая искра страха кольнула Катона под рёбра. Он кивнул на стиснутую руку.

- Отпусти. Сейчас же.

Тит поколебался, затем разжал пальцы и отдёрнул руку, вновь приняв пьяноватый вид.

- Извините, префект. Мне нравится ваше общество, и было бы жаль, если бы вы так рано ушли. Пир только начинается.

- Для меня нет. Но ты и твои друзья развлекайтесь. Мне нужно идти.

- Прошу, останьтесь, - вмешался Лукан с соседнего ложа. - Уверяю вас, разговор будет на редкость интересным и стоящим вашего времени.

Вечер принимал неожиданный оборот – даже с учётом недавней сцены с Октавией. Катон почувствовал, что для него расставляют ловушку. Теперь уже не казалось случайностью, что он наткнулся на Веспасиана во дворце, а этот дружеский приём явно служил предлогом, чтобы заманить его в дом бывшего командира. Зачем – оставалось неясным, но Катон почти не сомневался: дело касалось тех бурлящих подспудных потоков политики и заговоров, которые текли по Риму, как кровь по венам. И в них он не хотел участвовать.

- Прошу вас остаться ещё немного, - сказал Тит. - Из уважения к моему отцу. И из уважения, которое он питает к вам. К тому же вы многим ему обязаны – именно он направил вас на путь, который привёл к вашему нынешнему положению.

- Я не являюсь клиентом ни одному патрицию, - холодно ответил Катон. - Я с лихвой отплатил твоему отцу службой под его началом и службой Риму.

- Это понятно и ему, и мне. Мы просим вас остаться как о личной услуге. Если решите уйти – я не стану удерживать, и никто не подумает о вас плохо. Но если останетесь – уверен, сказанное вас заинтересует.

- Что здесь происходит, Тит? Говори.

Тит бросил быстрый взгляд на Лукана, который едва заметно покачал головой.

- Пока не могу сказать, - продолжил Тит вполголоса. - Слишком много гостей ещё здесь. И стены имеют уши.

Он кивнул на рабов, стоявших по периметру обеденного зала, готовых подбежать, чтобы убрать посуду или наполнить кубки.

- Прошу вас довериться мне. Важно, чтобы вы услышали то, что мы скажем.

- Я не хочу участвовать ни в каких заговорах, - сказал Катон. - Я солдат. И только это имеет значение.

- Но вы не просто солдат, Катон. Даже близко нет. Вы человек действия. Человек принципов – как мой отец. Судьба поставила вас обоих на влиятельные должности. Так что, пожалуйста, избавьте меня от этой ложной скромности про «простого солдата». На меня такое не действует.

Катон замешкался на долю мгновения – слишком долго – и в этот момент заметил, как Лукан криво усмехнулся, наклонившись ближе.

- Признайтесь, префект Катон, вам слишком любопытно, чтобы уйти сейчас. Как сказал мой друг – просто выслушайте нас. Если после этого не захотите продолжать разговор, мы спокойно расстанемся друзьями и больше к теме не вернёмся. Ну же, что вам стоит?

«Стоило и ещё как», - подумал Катон. Он достаточно узнал о римских аристократах,