Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

Немецкое флотское строительство было очевидно направлено против морского преобладания Великобритании, которая чрезвычайно ревностно за ним следила. Великобритания приняла вызов – военно-морскую гонку там возглавил не менее энергичный, но более стратегически прозорливый адмирал Джон Фишер, с 1904 г. первый лорд Адмиралтейства. Стратегически Фишер превзошел Тирпица тем, что смог обеспечить во время войны английские коммуникации и отрезать вражеские, а немецкий флот без всякой пользы простоял всю войну на приколе, так и не вмещавшись в развитие событий. Тому виной ущербная концепция Тирпица, который рассматривал флот как орудие борьбы за передел мира.

Как писал английский историк Джон Гренвилл, кайзер Вильгельм II не обладал достаточной силой воли для жесткого стиля правления. Это был в целом интеллигентный, временами сердечный и импульсивный человек, очень эмоциональный и непредсказуемый. Он и сам чувствовал, что не отвечает своему «божественному предназначению», а потому позерствовал и притворялся, хотя его суждения зачастую отличались интуитивным здравомыслием. Вильгельму время от времени приходилось играть решающую роль, но чаще им манипулировали другие, а его тщеславие облегчало эту задачу. Ему хотелось одновременно стать «народным» кайзером и кайзером «мира», и при этом войти в историю в качестве императора, в правление которого Германия стала равной ведущим мировым державам. Среди немцев подспудно росло понимание того, что положение Вильгельма в качестве «помазанника Божия» – это не более чем комедия. При этом, правда, следует помнить, что судебное право оставалось принципиально независимым и гарантировало гражданские права населения и свободу прессы[304].

Вильгельм II сам себя назначил фельдмаршалом, называл Генеральный штаб «дураками», членов военного кабинета «старыми ослами», с 1891 г. считал себя неограниченным властелином Германии, грозил прогнать рейхстаг к черту, если депутаты не перестанут играть в оппозицию, и даже свою зубную боль называл «великой»; за 17 лет он произнес 577 публичных речей, в некоторые дни до 12 раз менял костюмы, которые сам изобретал.[305] В принципе униформирование было в прусской традиции, но и «солдатский король» и Фридрих Великий ходили в простом без всяких украшений прусском офицерском мундире. Кайзер Вильгельм I был олицетворением вкуса и простоты солдата. Что касается склонности Вильгельма II к блестящим униформам, то они были совершенно непрусскими, скорее вкусами нувориша, парвеню[306]. К тому же он был совершенно бестактным человеком, совершенно не чувствовавшим дистанции – передают, что Вильгельм II относился к своим обязанностям почетного шефа иностранных гвардейских полков гораздо серьезней, чем это было принято. Однажды он заявил о своем непременном желании ехать в Россию и дабы проверить боеготовность поднять по тревоге свой подшефный российский гвардейский полк. Стоило большого труда убедить его отказаться от этой экстравагантной затеи. Со своим английским шефским полком кайзер обращался таким манером, что англичане решили отправить (вопреки обычаю) этот полк в Индию – ранее он покидал Англию только во время войны. Отправку этого полка в Индию кайзер воспринял как личную обиду[307].

Вильгельм выказывал даже антиинтеллектуализм, совсем неуместный в Германии. Так, в 1912 г. английский военно-морской министр лорд Холден (Haldane) прибыл на переговоры в Берлин и, будучи большим любителем немецкой классической философии, посетил на местном «Кладбище инвалидов» могилы Гегеля и Фихте. Знатный гость был немало удивлен запущенным состоянием могил и высказал свое удивление кайзеру. Тот c усмешкой ответил: «В моей империи нет места для таких субъектов как Гегель и Фихте» (In meinem Reiche ist für Kerle wie Hegel und Fichte kein Platz)[308].

О невысоких политических способностях Вильгельма свидетельствовал адъютант экскайзера в изгнании в Доорне, он отмечал в своем дневнике после доклада исследователя Африки Лео Фробениуса Вильгельму о своих изысканиях, что Вильгельм был в восторге от доклада и сказал: «Наконец я понял, для чего мы, немцы, рождены. Мы должны возглавить борьбу Востока с Западом!» Такого рода перлы часто возникали у кайзера и ранее, исчезая бесследно потом[309]… Генерал Вальдерзее сказал о кайзере: «Люди с чувством собственного достоинства не могут долго с ним работать»[310]. Остроумный французский генерал Гастон де Галлиффе, который был французским военным министром сказал о театральных позах и униформах нового кайзера, что «его фотографии выглядят как объявление войны»[311].

Такую же роль в формировании общественного мнения, как «Дер Шпигель» в нынешней Германии, в начале века в Германии играл журнал известного публициста и злослова Максимилиана Хардена «Будущее» (Zukunft), который порой просто измывался над кайзером. В популярных сатирических журналах – мюнхенском «Симплициссимусе» (Simplicissimus) и берлинском «Кладдерадаче» (Kladderadatsch) Вильгельма II изображали подчас весьма непочтительным образом, но, что характерно, ни один цензор не выступал против. За время царствования Вильгельма II было по сотне процессов в год по поводу оскорбления величества кайзера[312].

С другой стороны, гросс-адмирал Эрих Редер отмечал в своих мемуарах, что в непосредственном общении кайзер Вильгельм II произаодил весьма положительное впечатление: «Судя по тому, что удавалось увидеть и услышать, его взгляды по политическим и военным вопросам были обоснованы и удачно выражены. Все это разительно отличалось от его чопорно-формального поведения во время официальных церемоний – возможно, вследствие неуверенности, а также некоторого тщеславия»[313]. Но положительные человеческие качества Вильгельма II – прямота, естественность, иногда даже теплота в обращении с людьми – не перевешивали его политических недостатков. Кайзер хотел, чтобы его одновременно любили и боялись, то есть он стремился к взаимоисключающим целям. Вильгельм II скорее был склонен не к политике, а к пустому фантазированию, позе; его британский дядя Эдуард VII, не имея таких конституционных полномочий, как его племянник, тем не менее обладал большим авторитетом при принятии решений.

Некоторый гротеск в фигуре кайзера не мешал ему быть «зеркалом» манер и чаяний средних немецких бюргеров, которым нужна была национальная символическая фигура, а кайзер как раз всеми силами стремился к такой репрезентативной роли. Бесспорно, склонность кайзера к героической позе, пышной велеречивости, вербальной агрессивности (хотя из 30-летнего правления Вильгельма II 25 лет были мирными), чувству гордого превосходства была не только его личной склонностью, а находила отклик в сердцах многих немцев[314]. Для немецких профессоров, священников, учителей, в целом немецких бюргеров Вильгельм II олицетворял то, о чем они амбициозно помышляли. По всей видимости, эти амбиции не превосходили масштабами подобные же настроения в Англии, Франции, России, однако немцы всех перещеголяли в переоценке собственных сил, что совершенно не свойственно западным демократиям, всегда довольно трезво оценивавшим свои возможности.

Кайзер имел то, что англичане называют «a sense of occasion», талант выражать настроения, царящие в обществе, точно чувствовать нерв публики. Из отечественной истории подобным талантом безусловно обладал Н. С. Хрущев после прихода к власти.